Гвардии Камчатка - Николай Владимирович Манвелов Страница 2

Об отношении коренного населения к иностранным китобоям и промышленникам хорошо говорит рапорт мичмана 46-го флотского экипажа Николая Бошняка с острова Сахалин:

«Относительно посещения этих мест иностранцами, то западные берега посещаются китоловами, и страх жителей к судам так велик, что где я не проезжал, везде меня спрашивали с заметным беспокойством, не придет ли на будущий год судно. Это, вероятно, происходит от бесчинств, производимых на этих берегах экипажами китоловных судов».

А кроме китов в тех местах добывали моржей и морских котиков, тюленей и каланов, соболей. И сколько их добыли за десятки лет бесконтрольной охоты – одному Богу известно. До описанных Редьярдом Киплингом времен было еще очень далеко:

Свинцом и сталью подтвержден, закон Сибири скор.

Не смейте котиков стрелять у русских Командор!..

(Ибо русский закон суров – лучше пуле подставить грудь,

Чем заживо кости сгноить в рудниках, где роют свинец и ртуть.)

В течение года в одной только Камчатской области добывали свыше 9 тысяч шкурок соболя, норки, росомахи, горностая, ласки… Пушной промысел обеспечивал стабильное пополнение государственной казны и делал Империю монополистом.

Неслучайно, начиная с Крузенштерна, все кругосветные экспедиции заходили в Петропавловск, и коммерческий груз, который они принимали на борт, позволял не только окупить все путешествие, но сделать его прибыльным.

Официальный Санкт-Петербург между тем прекрасно понимал, насколько доходными были его владения. Простой пример. Шкурка калана, проданная в Европе, позволяла содержать двух-трех солдат в течение года.

Вот только на Камчатке это сказывалось мало.

Так, в 1823 году доходы империи от Камчатки составили 31 341 рубль 13 с половиной копеек, а расходы – 67 218 рублей 42 с половиной копейки. Ясака в год собирали 2766 рублей 16 с четвертью копеек. Как видим, экономическое значение огромного региона было весьма сомнительным.

Сельское хозяйство на Камчатке было на довольно низком уровне.

«Хлебопашество даже в обширной долине по реке Камчатке неблагонадежно, и главное затруднение составляет иней, падающий внезапно во время лета. При Великой Императрице Екатерине II отправлено было сюда несколько крестьянских семей с рогатым скотом, лошадьми и разными необходимыми потребностями. Этих крестьян поселили в двух деревнях по реке Камчатке; у ее устья – Минькова, а другая, Ключевская, у подошвы Сопки (того-же названия). Хлеб сначала у них родился довольно хорошо, но впоследствии эти переселенцы, приняв обычаи страны, нашли более выгодным пушной промысел.

Огородные овощи здесь родятся в изобилии и замечательны по своей величине; к ним нужно присоединить разные питательные травы и коренья.

Равнины по берегам рек изобилуют травою выше роста человеческого; случается, что в одно лето косят по три раза. По известиям 1850 года на полуострове было до 800 лошадей и 1,900 голов рогатого скота», – отмечал автор книги о Камчатке, написанной в середине 1850-х годов.

Поскольку желающих ехать на Камчатку по своей воле было немного, правительство старалось заинтересовать офицеров и чиновников различными льготами. Так, очень часто практиковалось досрочное производство в следующий чин, а также установление более высоких, чем «на материке», окладов жалования.

Любопытная деталь – доставка грузов из России на Дальний Восток обходилась гораздо дешевле морем вокруг света, нежели сухопутными путями по территории Российской империи. Причина была в том, что товары не требовалось перегружать и отсутствовала зависимость от бездорожья.

Геннадий Невельской

Впрочем, чиновники часто старались отправлять на Восток товары не лучшего качества, ссылаясь на то, что иного там все равно нет. И если офицер, командовавший транспортом, вступал в споры и требовал проверки состояния груза, то это очень часто приводило к тому, что выход корабля из Кронштадта по назначению задерживался на неопределенный срок.

Вот что писал об этом будущий адмирал Геннадий Невельской, назначенный командовать транспортом «Байкал»:

«Я твердо, во что бы то ни стало, положил себе устроить так, чтобы приемщики мои сами за все отвечали, несмотря на желание начальства отправить в столь отдаленный край самое лучшее, держать вскоренившейся пословицы: «Ведь все это на Камчатку и в Охотск, за 10 тысяч верст, и тем будьте довольны, что привезут, да и куда же нам, дескать, и сбыть худое – здесь на глазок не примут, и попадешься!»

А Иван Крузенштерн отмечает, что после каждого прихода судна снабжения цены на ряд товаров в Петропавловске падали в разы:

«По прибытии нашем в Петропавловск скоро приметили мы великую перемену в одеянии тамошних жителей, а особливо женского пола. Камчатку можно было бы удобно снабжать всем с изобилием, если бы посылать туда ежегодно один корабль из какого-либо Европейского Российского порта. Цены всех нужных вещей понизились бы многими сотнями процентов. По прибытии нашем вдруг упала цена кизлярской[3] водки с почти на 6 рублей за штоф, сахара с 7 на 1½ рубля за фунт.

Места северо-восточной Сибири могли бы в таком случае получать из Петропавловска некоторые товары, а особливо иностранные, гораздо удобнее и дешевле, нежели как-то производится ныне доставлением оных столь дальним и трудным сухим путем».

Вот что пишет еще мореплаватель о наличествовавшем в городе продовольствии и ценах на него:

«Я намерен означить здесь цены товаров, привозимых в Камчатку из Охотска, которых, однако и за великие деньги получить иногда невозможно. Ведро весьма худой фруктовой водки стоило до прибытия нашего 160, следовательно, штоф 20 рублей[4]. Сия цена недавно была утверждена, прежде продавалось ведро горячего вина свыше 300 рублей как то показано в донесении губернатора генерала Кошелева к государю императору. Фунт сахару стоит обыкновенно от 4 до 5, но часто платили и по 7 рублей. Фунт коровьего масла 1½ рубля, мыла и свеч редко ниже 2-х рублей; а табак до 5 рублей; прочие необходимые в хозяйстве потребности продаются в соразмерной дороговизне[5]; но при всем том самонужнейшие потребности и с деньгами редко достать можно. Ром, французская водка[6], виноградное вино, кофе, пряности, уксус, горчица, деревянное масло[7], сарачинское пшено[8], хорошая пшеничная мука, коровье масло и другие сим подобные вещи, которые и в самобеднейшем городке России продаются, не привозятся никогда в Камчатку для продажи; сукна и других материй для платья, выключая толстый холст, шелковые платки и синюю китайку, нет вовсе. Офицеры выписывают обыкновенно для себя сукно и все прочее, принадлежащее к мундиру, из Иркутска, что обходится им весьма дорого.

Черной хлеб и рыба без всякой приправы, без уксусу, хрену, перцу