Катастрофа в Восточной Пруссии. Августовское сражение 2-й русской армии в 1914 г. - Николай Федорович Евсеев Страница 13

что одно из донесений корпусов, донесение ген. Белова, является просто фантастическим. Командир 1‑го арм. корпуса ген. Франсуа продолжал считать себя победителем, приписывая победу войскам своего корпуса, еле успевшим отступить от Сталюпенена, а под Гумбиненом едва сумевшим при тройном превосходстве потеснить 28‑ю пех. дивизию, чтобы затем оказаться не в состоянии вести ее преследование.

Именно в его корпусе, во 2‑й пех. дивизии, подразделения 33‑го фузил. полка 20 августа вели бой между собою и убили при этом своего командира полка полковника ф.-Фуметти[20].

Но всех превзошел командир 1‑го рез. корпуса. Он со своим корпусом не мог справиться с одной 30‑й русской дивизией и двумя батальонами 160‑го Абхазского пех. полка, имевшими вместе всего 68 орудий (в том числе корпусная артиллерия), а между тем ген. Белов доносит о победе над превосходными силами русских, якобы имевших громадное превосходство в артиллерии. Мы привыкли подобные явления встречать в практике старой русской армии. Приведенные данные показывают, что соотечественники Клаузевица, за исключением командира 17‑го корпуса ген. Макензена, были отнюдь не лучше воспитаны, чем русские высшие военные начальники. Один из гениальных полководцев фельдмаршал Суворов, шутя, говорил, что не надо жалеть противника, когда пишешь о его потерях… Немецкие генералы действительно не жалели противника в своих донесениях.

На основе донесений корпусов ген. Мольтке и вызванный в ставку ген. Людендорф якобы отдали распоряжения войскам 8‑й армии приостановить отступление. Людендорф в своих мемуарах[21] идею приостановления отступления приписывает себе.

Доверяя, однако, более документам, нежели воспоминаниям ген. Людендорфа, приходится сделать вывод, что 1‑й арм. корпус выгружался в Дейч-Эйлау по просьбам командира 20‑го корпуса ген. Шольца и командования 1‑го арм. корпуса, а также начальника оперативного отдела штаба 8‑й армии подполк. Гофмана, на что штаб главного командования дал только свое согласие. Что же касается приостановки движения 17‑го арм. и 1‑го рез. корпусов, то на этот счет никаких приказов отдано не было, а корпуса по собственной инициативе и взаимной договоренности на 23 августа сделали дневку в соответствии с директивой главного командования.

Но вернемся к ген. Гинденбургу. В то время когда в Кобленце начальник штаба армии ген. Людендорф вел беседы с кайзером, ген. Мольтке и с другими начальствующими лицами по поводу операций в Восточной Пруссии, ген. Гинденбург, как он сам пишет, занимался устройством семейных дел, будучи до этого знаком с положением на фронте исключительно из газет. Но в течение 23 августа Гинденбург получил из штаба главнокомандующего ряд сообщений, которые дали ему общее представление о настоящем положении 8‑й армии. В ночь на 23 августа он сел в специальный поезд, чтобы вместе с вновь назначенным начальником штаба армии направиться в Мариенбург.

В поезде ген. Людендорф в течение получаса докладывал ему обстановку и директивы, полученные им в Кобленце.

По приезде нового командования в Мариенбург были заслушаны доклады ген.-кварт. Грюнерта и начальника оперативного отдела штаба армии – Гофмана. Сущность этих докладов сводилась к тому, что все делается по уже принятому еще Притвицем решению и по указаниям Мольтке, после этого оба пошли спать.

В общем, новому командованию армии пришлось только заняться уточнением уже проводившегося в жизнь решения на новую операцию.

6. Действия 1‑й русской армии после Гумбинен-Гольдапского сражения

Мы видели растерянность командования 8‑й герм. армии вследствие неудачного для немцев сражения 20 августа под Гумбиненом, а также вследствие обозначившегося наступления 2‑й русской армии от Нарева. Но растеряться на войне можно не только при неуспехе, доказательством чего может служить командующий 1‑й русской армией ген. Ренненкампф.

После сражения 20 августа, когда 28‑я пех. дивизия была оттеснена с большими потерями, а 29‑я пех. дивизия отошла на восток, когда в тылу этих дивизий наводили панику в обозах германские кавалеристы 1‑й кав. дивизии, а 1‑я отд. кав. бригада ген. Орановского отошла на 20 км в тыл, командующий 1‑й армией Ренненкампф, переживший тревогу на ст. Вержболово от появившихся вблизи немецких разъездов, определенно растерялся. Ген. Ренненкампф недооценивал успешного хода боя на фронте прочих корпусов в общей связи с неудачей на своем правом фланге.

Вследствие отсутствия разведки ни командующий армией, ни его войска не знали, в каком направлении отходят немцы, а также с каким намерением они предпринимают этот отход. К тому же ген. Ренненкампф держался весьма самостоятельно относительно командования фронта и своего соседа. Ренненкампф не доносил штабу фронта о сражении 20 августа, что заставило командующего фронтом запросить Ренненкампфа, соответствуют ли действительности данные газетных агентств о занятии 1‑й армией Гумбинена. Верховное же командование еще 19 августа телеграммой за № 3034 запросило ген. Ренненкампфа о положении его армии[22].

В течение 21 августа никаких приказов по 1‑й армии не последовало. Этот день войска 1‑й армии стояли на прежнем фронте и закреплялись. Только 22 августа командующий армией принял решение и отдал приказ о продолжении наступления[23]. 22 августа войска 1‑й армии продолжали укрепляться на всем фронте, кроме 30‑й пех. дивизии, которая в этот день заняла Даркемен. Задачей на 23 августа войскам 1‑й армии ставилось: овладеть фронтом Цулькинерский лес, р. Писса, Гумбинен, Буйленский лес, Динглаукен. Заблуждение самого ген. Ренненкампфа относительно неприятеля вводило в заблуждение и командиров корпусов, которые больше верили ему, чем своим частным начальникам, а эти последние знали об отходе немцев перед фронтом армии и в этом смысле представляли свои донесения в штабы корпусов. Предприимчивые пешие разведчики в эти дни освещали фронт 1‑й армии в пределах полуперехода, но не далее. Однако штабы армии и корпусов не догадались в эти дни выбросить сильные разведывательные отряды на наиболее важных направлениях, чтобы установить, где находятся немцы. Двинувшись вслепую на запад, войска 1‑й армии продвигались беспрепятственно, встречая на своем пути иногда небольшие разъезды противника.

Характерно, что до Гумбинен-Гольдапского сражения войска 1‑й армии в течение шести суток покрыли расстояние в среднем 120 км (20 км в сутки), а в течение следующих шести суток (не считая дня боя 20 августа) преодолели пространство в 60 км, т.е. темпом 10 км в сутки.

Потеряв немцев, штаб 1‑й армии вместо разведывания, какое требовалось ему организовать, предпочел гадать о направлении отхода немцев. Было предположено, что немцы отходят на Кёнигсберг на том лишь основании, что дивизия Бродрюка и 2‑я ландв. пех. бригада действительно отходили в этом направлении, что было установлено конным отрядом Хана-Нахичеванского, имевшим соприкосновение с частями 2‑й ландв. бригады на р. Прегель. Что же касается донесения начальника 1‑й кав. дивизии ген. Гурко о признаках отступления 17‑го арм. корпуса ген. Макензена по