Академический зигзаг. Главное военно-учебное заведение старой России в эпоху войн и революций - Андрей Владиславович Ганин Страница 5

и его требования к экзаменующимся. Вспоминая Колюбакина, вижу его, объясняющего нам тактику римских легионов. Встав из‑за профессорского стола с указкой в руках и выпрямившись во весь свой рост, он делает по подиуму короткие шаги в облическом направлении, прикрывая свое левое плечо воображаемым римским щитом, который, почти соприкасаясь с соседними, служит составной частью сплошного укрытия развернутого строя римских легионеров. И образно, и ясно…

Колюбакин был видным военным историком, членом Русского военно-исторического общества и одним из инициаторов создания художником-баталистом Ф. А. Рубо знаменитой панорамы «Бородино», а также официальным консультантом Рубо в период работы над панорамой. При этом слушатели не считали его выдающимся педагогом. Б. А. Энгельгардт (выпуск 1903 года) отмечал: «К сожалению, Колюбакин не был талантливым лектором, способным захватить всю аудиторию и держать ее в напряженном внимании».

Другим живым свидетелем истории академии был профессор Григорий Григорьевич Христиани. По характеристике генерала В. Н. Касаткина (выпуск 1911 года), «швед по происхожд[ению], человек четкий и аккуратный». Это был худощавый человек с небольшой седой бородкой и усами. По свидетельству Маршала Советского Союза Б. М. Шапошникова (выпуск 1910 года), «хотя и скучный был предмет военная статистика, но Христиани читал его с полным знанием дела и очень доходчиво». Генерал П. С. Махров (выпуск 1907 года) вспоминал о Христиани:

На кафедре он держался как-то странно: его шея и левое плечо были свернуты несколько в правую сторону, и он был сутуловат.

В нем не было никакой военной выправки: высокий и грузный, он имел вид болезненный.

Читал он курс довольно скучно и монотонно по отделу статистики Индии… Как руководитель практическими занятиями он много лучше был, чем лектор. На экзаменах он был снисходителен.

Несмотря на то что Христиани являлся выходцем из гвардии, он был справедлив при оценке знаний офицеров, не делая различия между армейцами и гвардейцами.

В общем, это не был талантливый профессор, но добросовестный труженик.

По мнению Д. Н. Тихобразова, Христиани «имел репутацию очень требовательного человека и объемом своего курса военной статистики и своей строгостью нагонял на многих коллег немалый страх». Колюбакин и Христиани будут сопровождать нас на протяжении всей книги, так что к ним мы еще не раз вернемся.

Выдающимся военным топографом и астрономом, обладавшим международной известностью, был профессор В. В. Витковский. Он столь глубоко увлекался наукой, что даже собственный дом назвал «виллой Геодезия», а рядом разбил аллею, ориентированную вдоль Пулковского меридиана. Заслуги Витковского признавались и в советское время, тем более что он в 1918 году не покинул Петроград и, в отличие от коллег по академии, остался в Советской России. Скончался он в 1924 году. В 1920‑е – начале 1930‑х годов в Ленинграде при Доме инженеров действовал топографо-геодезический кружок по увековечению памяти Витковского, который позднее был объявлен контрреволюционным. Именем генерала ныне названа улица в Санкт-Петербурге. Витковский отличался снисходительностью к слушателям и не ставил низких баллов, поскольку, по непроверенным сведениям, один из офицеров, получивших у него низкий балл, застрелился.

Настоящим патриархом академии был заслуженный преподаватель съемки и черчения генерал А. А. Зейфарт, преподававший эти дисциплины ни много ни мало с 1857 года. «Великий инквизитор „штрихоблудия“» – так его метко охарактеризовал Б. В. Геруа за мелочное внимание к штриховке карт. Ко времени увольнения Зейфарта со службы по болезни в 1917 году через него прошло около 60 академических выпусков. Генерал бодрился и даже гордился тем, что, несмотря на преклонный возраст, не пропускал ни одного часа занятий.

Несомненно талантливыми и относительно молодыми профессорами предвоенной академии были В. Г. Болдырев, Б. В. Геруа, М. А. Иностранцев и А. К. Келчевский.

Вполне искреннее свидетельство о характере своей службы в академии привел в показаниях по делу «Весна» бывший преподаватель верховой езды В. Ф. Менжинский:

С 1907 г. по Октябрьскую революцию я служил в Николаевской академии, честно отдавая силы на укрепление армии, на укрепление государства и защиты Родины, существующего строя – абсолютной монархии. Мои политические убеждения до 1917 года не были чисто монархическими, так как существующая несправедливость к армейским офицерам в душе меня обижала в то время, как в гвардии в моем положении офицеры были в лучших условиях и имели преимущества в продвижении по службе и проч[ем], других же убеждений у меня не было.

Думается, такие взгляды были распространены среди преподавателей.

Глава 2. Военное время

В полузакрытом состоянии

18 июля 1914 года приказом по академии занятия были прекращены ввиду общей мобилизации, а на следующий день Российская империя вступила в ставшую для нее роковой Первую мировую войну.

Несмотря на то что слушатели отучились год или два, их отчислили в свои части нести строевую службу на передовой. На фронт отправились и преподаватели. В дальнейшем прекращение учебного процесса в академии было признано серьезной ошибкой.

Один из слушателей, впоследствии полковник П. К. Ясевич вспоминал:

Памятен день общей мобилизации – 18 июля (по ст[арому] ст[илю]), когда начальник академии генерал князь Енгалычев собрал весь состав академии и объявил, что он только что представлялся государю императору, академия закрывается, все офицеры направляются в свои части, преподавательский персонал получает назначение в армию, он же лично и полуэскадрон академии назначается в распоряжение его величества.

Начальник академии заявил, что он доложил государю императору о чувствах преданности и жертвенной готовности [служить] Престолу и Отечеству всего состава академии, готового на ратные подвиги. Его величеству благоугодно было через начальника академии передать слушателям академии, а через них в армию, куда направлялись эти слушатели, что «он уверен, что долг свой армия и ее офицеры выполнят», но что его величество «просит офицеров беречь себя для будущей России и, полюбив походную боевую жизнь, вернуться оттуда с боевыми наградами».

Энтузиазм всего состава академии не поддается описанию, и все спешили в тот же день получить все расчеты в академии, дабы срочно отправиться в свои части, которые уже мобилизовались.

Некоторые из назначенных на фронт преподавателей не имели боевого опыта и заметно волновались. Профессор М. А. Иностранцев зафиксировал эти свои переживания:

Для меня – офицера Генерального штаба по специальности, около 15 лет преподававшего тактику, профессора академии и руководившего тактическими занятиями и полевыми поездками в течение многих лет, сама техника отдачи приказа дивизии для походного движения, конечно, не представляла затруднения, но тем не менее, диктуя этот приказ адъютанту и двум офицерам-ординарцам, я ощущал небывалое со