«Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914-1922) - Оксана Сергеевна Нагорная Страница 29

В Германии распространению идеи освоения восточных областей способствовали ограниченные успехи заморской колонизации рубежа XIX–XX вв., а также культивируемые предвоенной пропагандой представления о культурной неполноценности восточноевропейских народов и о необходимости их европеизации. Степень распространения колониальных представлений отражается не только в политических концепциях (например, в «стратегии апельсина»[498] или программе канцлера Бетмана Гольвега 1914 г.), но и в письмах немецких солдат Восточного фронта, которые видели в немецкой оккупации западных территорий России акт приобщения отсталого населения к ценностям европейской культуры[499]. В этом ключе привилегированное содержание нерусских народностей в лагерях может рассматриваться как важная часть немецкого колониального проекта в Восточной Европе.

КОЛОНИАЛЬНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ И «ПРОСВЕЩЕНИЕ» НАЦИОНАЛЬНЫХ МЕНЬШИНСТВ В ЛАГЕРЯХ[500]

Одна из значимых линий немецкой пропаганды врага в период войны была инициирована этнографами, лингвистами и антропологами, увидевшими в системе лагерей уникальную возможность организации экспедиций по изучению расовых типов, языков и обычаев. Большая часть проектов завершилась богато иллюстрированными изданиями[501], которые имели не только научную, но и пропагандистскую значимость, наглядно демонстрируя населению и нейтральным державам, что Германия ведет войну с «целым миром врагов»[502]. Научно-популярные публикации распространяли традиционные для колониального мышления образы о «находящихся на более низком культурном уровне» военнопленных африканцах, азиатах (включая народности Российской империи) и представителях Восточной Европы (включая евреев), которые «не имели представления о чистоте, не говоря уже о немецком ее понимании»[503]. Издания, увидевшие свет после войны, должны были иллюстрировать прекрасное обращение с военнопленными в Германии и ее вклад в сохранение культуры малых народов.

Колониальный дискурс оказал значительное влияние на мероприятия немецких органов в отношении русских военнопленных. Ведомственная переписка свидетельствует, что они были поставлены на одну ступень с колониальными частями в армиях западных союзников. В ответ на ноту английского правительства, которое в качестве доказательства негуманного содержания британских подданных в лагерях Германии указывало на совместное содержание офицеров-англичан с русскими, немецкая сторона парировала: если Англия не останавливается перед использованием в войне «цветных всех рас как союзников», то она не должна удивляться, когда ее «офицеры в плену попадают с ними в тесный контакт»[504]. С точки зрения заместителя начальника германского ГШ, размещение западных военнопленных с находящимися «на более низкой культурной ступени русскими» или жителями колоний следовало использовать как репрессивную меру и инструмент давления на противника[505]. Сотрудничество комендатур лагерей для военнопленных-мусульман с Ориенталистским семинаром в Берлине[506], а также финансирование просвещения украинских военнопленных «Обществом содействия внутренней колонизации»[507] подтверждает институциональную связь ПВМ с традициями колониальной политики.

Ведомства по работе с военнопленными активно использовали в своей деятельности расовую риторику. Наиболее ярким ее воплощением стал «Отчет о военнопленных в саксонских лагерях в форме представления о государственном строе, народности и расе», основанный на убеждении, что «раса при формировании народа играет наиважнейшую роль». Миссионерское видение роли германцев в истории восточноевропейских народов привело автора (рядового инспекционного врача) к выводу, что эстонцы и латыши обязаны сохранению народной сущности и языка «работе их германских господ». Русские военнопленные определялись им, как и многими его коллегами, в качестве «симпатичных рабов», а убеждение в «космополитизме» и более низком нравственном уровне восточноевропейских евреев заставляло автора воспринимать любые действия как характерное для их расы подобострастие перед влиятельными персонами в стремлении получить привилегии[508]. Уже сам факт определения данного опуса в качестве итогов работы инспекции лагерей двух армейских корпусов подчеркивает распространенность подобных представлений.

Практическим воплощением мышления расовыми категориями стала политика предоставления немецкого гражданства русским военнопленным. Первоначальные намерения восполнить военные потери Германии с помощью прилежных работников из числа пленных натолкнулись на убеждение ПВМ в необходимости сохранения чистоты немецкой нации, поэтому в качестве условий дарования гражданства были определены «чисто арийское происхождение», полное телесное и душевное здоровье и моральная благонадежность[509]. Прошения «цветных» военнопленных должны были отклоняться, а к заявлению пленного прилагались сведения о форме черепа, цвете глаз и волос[510]. Из всех представителей восточноевропейских народностей наиболее перспективными в глазах немецких ведомств выглядели русские немцы из поволжских колоний, которые подлежали строгому отделению от евреев и немцев из Польши, «где народность уже поблекла»[511].

По представлениям немецкой стороны, нерусские народности, колонизованные и угнетаемые коренными русскими, воевали против Центральных держав не по собственному убеждению, а по принуждению, и, соответственно, были предрасположены к сотрудничеству против России[512]. На разработку и реализацию планов использования военнопленных различных национальных меньшинств наложили свой отпечаток конкуренция между военными и политическими ведомствами[513], принципиальное несовпадение идей колонизации восточных областей и создания современных национальных государств, а также пренебрежительное отношение к неевропейским народностям. Претворение в жизнь агитационных программ затруднялось также изначально смутными представлениями немецкой стороны о населении восточных территорий. Особую роль играло противоречие между привычными для Германии принципами определения национальности и принятым в России самоопределением в соответствии с религиозной принадлежностью. Выделенные немецкими органами на бумаге в качестве отдельных народностей сибиряки и казаки (к последним некоторые коменданты относили и киргизов) самоопределяли себя русскими, малороссами или просто православными, создавая путаницу в статистических данных. Напротив, для неожиданно «обнаруженных» в ходе деятельности администрации Обер Ост белорусов ПВМ не смогло сформулировать программу просветительских мероприятий[514].

С течением времени обширные планы национального просвещения военнопленных в Германии корректировала система принудительного труда и ее возрастающее значение для немецкой военной экономики. Стремление собрать военнопленных одной национальности в основном лагере или одном военном округе наталкивалось на сопротивление работодателей, не желавших отдавать уже обученных работников[515]. Вопреки первоначальному убеждению ПВМ, что насаждение сепаратистских настроений среди российских народностей имеет первостепенное значение, фактор экономической эффективности принудительного труда выдвинулся на первый план и способствовал основательной трансформации общей концепции привилегированного содержания и пропаганды. Трудоспособные военнопленные из просветительских лагерей были массово отправлены в рабочие команды, которые, тем не менее, формировались преимущественно по национальному признаку; при недостаточном для создания отдельной команды количестве военнопленных ПВМ рекомендовало переводить их в соседний лагерь, где представительство этой народности было более многочисленным, или, по крайней мере, строго соблюдать отделение их от этнических русских[516]. Агитационные лагеря, в которых остались только офицеры, представители умственного труда и нетрудоспособные солдаты, превратились в место подготовки агитаторов, которые после интенсивного обучения направлялись в рабочие команды для повышения мотивации военнопленных своей народности, урегулирования конфликтов с работодателями и проведения просветительских бесед[517]. Военнопленным представителям национальных меньшинств объяснялось, что их успех в борьбе за независимость