Город из воды и песка (ЛП) - Дивайн Мелина Страница 18

Войнов признался только после выпуска, перед армией. Мать рыдала, естественно. Не то чтобы не приняла. Не сразу, но приняла. Куда ей деваться? Но огорчалась сильно. Вообще большой вопрос — поняла ли? До сих пор так до конца и не смирилась. Хотя ничего ему особо и не выговаривала. Просто иногда выдавала что-то вроде: «Насчёт девушки ничего не надумал?» «Нет, мам», — отвечал Войнов. «Потом совсем поздно будет», — вздыхала она и не донимала его ещё какое-то время, до следующего раза.

Маме было уже шестьдесят семь, и здоровье с каждым годом, как говорится, лучше не становилось. Войнов иногда с ужасом думал, что когда-нибудь он и её потеряет. И как тогда будет жить? Совсем непонятно. Один-одинёшенек с рисунка из четверых…

Ему станет сначала за сорок, дальше… даже думать не хочется. Ему придётся присматривать себе парней где-то за деньги. Дрочить в одиночку в своей квартире на какое-нибудь видео на порнхабе, выискивая по крупицам любовь и чувства по тегам «amateur», «kissing», «homemade», «married», «boyfriends», «lovers»¹, боясь оставить коммент на сайте вместе с десятками других: «Awesome! Sensual and intimate. Love to see these guys so much into each other. Fucking hot!»²

Хотелось завыть, побиться об стену. Войнов схватил мобильник, ключи и выскочил из квартиры.

У шайтан-магазина стояли привычные ночные зомби — местные алкаши. Он ворвался внутрь. Ему продали водки, и он стремительно распил её с кем-то из зомбаков в тени ночного скверика за домом.

_____________

¹ «Любительское», «поцелуи», «домашнее видео», «женатые», «бойфренды», «любовники» (англ.).

² «Потрясающе! Интимно и чувственно. Так нравится видеть, что эти парни влюблены друг в друга. Охуенно горячо!» (англ.).

Глава 9. Коленки, авокадо, коты и кактусы

Проснулся от того, что вороньё каркало на верхушке ясеня у Войнова под окнами. Он открыл глаза и потянулся за телефоном. Но телефона не было. Войнов пошарил глазами по комнате. Даже вращать глазами было не особенно-то… комфортно. Голова гудела, кружилась и болела, в глотке — сушняк. Что он бухал вчера за домом — он помнил, но с кем и как оказался в квартире — не вполне. Сейчас бы как раз в тему было поненавидеть себя и поистязать самоуничижением, но сначала нужно было найти телефон. Тут Войнов попенял себе на то, что убрал стационарный: набрал бы и, может, хоть по треньканью нашел. Но нет, он же, блядь, умный! Отрубил домашний. А на фиг он нужен? Он мог зайти в соцсети к Ренатику и попросить позвонить на его номер. Но только хрен Ренат в такое время будет зависать в сетях.

Войнов тяжело поднялся, добрался до унитаза, после туалета — до душа, а из душа приполз на кухню, выпил таблетку обезболивающего, поискал телефон на кухне — не нашёл. Поискал в комнатах — безрезультатно. С грустью решил, что накануне по пьяни выронил, а может, и спёрли. Вчерашний случайный собутыльник. Ещё бы, бухать так…

Но тут вдруг метнулась мысль о Саше. А если звонил? А если написал что-то? Войнов сам так хотел ему позвонить, извиниться. Пообещать, что больше никогда-никогда не будет его грузить, ни своими чувствами, ни вообще… И блин! Если телефон спёрли — там же осталась вся их переписка! Все Сашины слова, словечки, словечечки, все Сашины голосовые… Да бля-а-адь! Войнову как-то похер было на рабочее, на контакты, на всякие там штуки, заметки, оставшиеся в смартфоне, и даже по хрену было, если кто прочитает его секс-переписку. Но одно омрачало невозможно: Кавафис! Прекрасный Кавафис! Начитанный Сашей.

Нужно было срочно позвонить ему. Для этого найти телефон Липатова и только поменять в нём одну цифру. Нужно было срочно на работу. Войнов оделся минуты за три. Ещё через три уже сидел в машине, готовый сорваться с места.

* * *

По приезде Войнов сразу раздобыл телефон Липатова, заперся у себя в кабинете, негнущимися пальцами набрал номер со стационарного — заветную тройку вместо девятки. А что, если Саша не возьмёт? Городской же, незнакомый номер. Но в трубке послышалось: «Алло?» — и Войнов задышал, ожил.

— Саня, Санечка, — затараторил он, — Ты прости меня, идиота такого. Прости меня, миленький. Я больше никогда-никогда… Слышишь? Никогда никакой хернёй грузить не буду. Простишь меня? Прости, пожалуйста…

— Никит, ты откуда? С рабочего? Я звонил тебе вчера. Правда, поздно уже. Ты недоступен был.

— Я телефон просрал где-то. Выронил или спёрли. По пьянке.

— Бухал и трахался? — прозвучало грустно.

— Бухал только. Во дворе с каким-то местным бухариком.

— И часто ты так?

— Да вот впервой… Так получилось…

— Из-за меня? Никит, мне так жаль, что я делаю тебе больно…

— Сань, всё нормально. Правда. Я в норме. Ты только не расстраивайся больше, пожалуйста.

— Никит, ты думаешь… — Голос, кажется, сорвался.

— Не надо, Санечка…

— Я тоже хочу… Я хотел бы… Быть с тобой. Увидеть тебя… Я даже не знаю, как это… У меня никогда не было. Ничего подобного не было… Я хотел бы, боже мой… Но я не могу. Не сейчас… Я не готов. Я не могу сейчас.

— Славный мой, маленький, — повторял Войнов, не слыша себя, не понимая, сердце колотилось как бешеное. — Хороший мой, ласковый. Ты только не плачь больше, ладно?

— Ты сам со мной не захочешь…

— Т-ш-ш, не надо, Санечка. Сашенька.

Войнов жалел, что не мог прикоснуться, утешить. Так хотелось взять в ладони Сашино лицо, утолить все его страхи, все печали поцелуями, прижать к себе его голову и шептать, шептать в волосы бесконечный поток глупых ласковых слов. А внутри всё пело и рвалось вылететь — Саше не всё равно! Он отказывается только потому, что не готов, только потому, что не может. Господи, всё получится! Не сегодня. Не завтра — но будет! Обязательно! Войнов дождётся, чего бы ему это ни стоило!

— Я не хочу потерять тебя…

— Не потеряешь. Не думай об этом. А я хочу назад своего Кавафиса, — сменил тему Войнов. — У тебя же осталась на телефоне копия? Пришлёшь мне, когда я раздобуду себе новый? Мне без Кавафиса совсем крышка. Не жить мне без греческого поэта. Поэта греческого происхождения, — улыбнулся Войнов.

— Пришлю, конечно.

— Улыбаешься. Слышу, что улыбаешься.

— Так и есть.

— Тогда до вечера? Надеюсь, уже буду с новым телефоном.

— Да. Ты уж будь, пожалуйста.

— До вечера, маленький.

* * *

Войнов несколько раз звонил на свой телефон — бесполезно, выключен. Пришлось заказать новый, с доставкой. Прямо на работу. В обед смотался в салон связи, чтобы восстановить симку. Весь остаток дня вджобывал как не в себя. Кое-кого по жесткачу построил, чтобы шевелили булками, не спали. Себя тоже построил — и сделал до фига всего вялотянущегося и дурацкого, что вечно оставлял на потом.

Уехал, на удивление, в восемь и даже успел заскочить на час в качалку, поэтому домой попал почти как всегда, в районе десяти. Не стал ничего мудрить с ужином. Заказал картошку с бифштексом, порезал помидор и огурец. Быстро в себя закинул, запил холодным квасом, сел разбираться с новой приблудой. Сделал несколько фоток, проверяя, как работает камера. Со всех ракурсов запечатлел старого друга Мишаню (кактус), который наконец-то решил на днях зацвести. Три года никак, бобыль бобылём — и вот те на! Внезапный розово-жёлтый цветочек. Няшный во все поля.

Войнов отправил фотку Мишани Саше. На картинке было видно только кактус в горшочке с весёлыми разноцветными ромбиками и руку Войнова, треплющую Мишаню по буйной цветущей голове. Под снимком написал: «Это мой питомец Мишаня. Наша дружба началась года три назад в подъезде, где я его нашёл. С тех пор мы неразлучны. Мишаня всегда был очень суровым парнем, за что я его и полюбил. А сейчас впервые решил зацвести. Правда, он милый?»

От Саши через несколько минут тоже прилетела фотка с подписью — чёрный с белым носом и белыми «носочками» на лапах кот, сидящий на подоконнике на фоне темнеющего окна: «Это мой питомец Сильвер. Я нашёл его котёнком в подъезде уже лет девять назад. Он тоже очень даже зайчик. Когда в хорошем настроении. Ха-ха!»