Ташкент: архитектура советского модернизма, 1955–1991. Справочник-путеводитель - Борис Чухович Страница 7

она возымела в практиках ташкентских архитекторов. Немаловажным фактором оставалось и незначительное число в кругу ташкентских модернистов 1960–1970-х годов архитекторов-узбеков: эта статистика, скорее всего, объяснялась тем, что лишь в начале 1970-х годов Ташкентский политехнический институт приступил к подготовке архитекторов на узбекском языке. При этом концепт нации в СССР всегда имел не гражданский, а этнический характер. Таким образом, творчество самих ташкентцев также характеризовалось внутренним конфликтом: узбекская «национальная архитектура» зачастую создавалась людьми, которые ни в общественном, ни в собственном восприятии не представали узбеками. Отражение в их творчестве национальной культуры других создавало простор для ориенталистского воображения, и потому можно утверждать, что архитектура Ташкента 1960–1980-х годов развивалась на стыке локальных интерпретаций идей современного движения и бинарных фикций ориентализма.

Участники кинофестиваля Азии, Африки и Латинской Америки у макета центра Ташкента на ВДНХ УзССР. 1978

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ МОДЕРНИЗМА В ТАШКЕНТЕ

Было бы, однако, серьезным упрощением полагать, что линия водораздела в подходах к застройке Ташкента в 1960–1980-е годы проходила только между Ташкентом и Москвой. В действительности подходы и ценности как ташкентских, так и московских архитекторов, проектировавших для столицы Узбекистана, никогда не были однородными. Если москвич Андрей Косинский, проектируя квартал «Калькауз», вдохновлялся своими экзотизированными представлениями о Средней Азии, то многие другие московские зодчие при возведении новых жилых районов Ташкента предпочли универсальные модернистские формы. Если команда московского ЦНИИЭП зрелищных зданий и спортивных сооружений, получившая заказ на проектирование площади имени Ленина, Музея Ленина и Дворца дружбы народов, пыталась создать образцы «национальной архитектуры», то специалисты московских институтов ЦНИИпроектстальконструкция или Аэропроекта, напротив, предлагали Ташкенту стилистически нейтральные решения, которые приходилось дорабатывать на месте для придания зданиям более локального звучания.

Бригада Узгоспроекта, работавшая над проектом Панорамного кинотеатра{2}. 1964

Бинарность ситуации нарушалась и тем, что для Ташкента проектировали не только ташкентцы и москвичи. «Украинский» микрорайон Ц-7{9} был выстроен в нейтральных формах советского микрорайона, но запроектированное в это же время здание Республиканского дома потребительской кооперации «Узбекбрляшу»{28} было отмечено интересом зодчих КиевЗНИИЭПа к использованию декора, навеянного традиционной среднеазиатской архитектурой. Позже на ташкентской Привокзальной площади возвели адаптированную копию ашхабадского здания управления Каракумстроя, а прототипом Музея дружбы народов{32} избрали здание алма-атинского Дворца бракосочетаний. Как показывают публикации журнала «Архитектура и строительство Узбекистана», ташкентская архитектурная общественность активно интересовалась не только московскими «образцами», но и тем, что строилось в других азиатских столицах СССР (в первую очередь в Алма-Ате и Ашхабаде), на Кавказе (в особенности в Армении), а также в более далеких регионах мира со сходными климатическими и культурными условиями.

Нарушали бинарность и устойчивые коллективные профессиональные идентичности проектных институтов. Каждая проектная организация, работавшая для Ташкента, характеризовалась собственным творческим лицом. Их было немало: помимо уже упомянутых можно выделить Узгипроторг, ГипроНИИ, Гипровуз, Гипроздрав, Гипрокино, Гипролегпром, Гипротяжпром и многие другие. Однако на эволюции Ташкента в 1960–1980-е годы в наибольшей мере сказалась деятельность четырех организаций: Ташгипрогора и выделившегося из него в 1969 году Ташгенплана[44], а также Узгоспроекта[45] и отделившегося от него в 1963 году ТашЗНИИЭПа. Своеобразие этих коллективов объяснялось двумя факторами.

Этапы истории Ташгипрогора согласно журналу «Строительство и архитектура Узбекистана», № 3, 1974

«Владимир Березин на начальственной „Голгофе“». Дружеский шарж к 50-летию В. Березина от коллег по институту. 1981

Первым фактором был отбор кадров. Руководитель института приглашал к сотрудничеству тех, кого он считал совместимыми со своей творческой платформой. Внутри института руководители мастерских также имели возможность формировать свои коллективы, отбирая подходящих для себя сотрудников. Нередко этот отбор начинался со студенческой скамьи: маститые архитекторы были руководителями дипломных работ и приглашали в свои группы понравившихся им студентов. Вот как охарактеризовал этот процесс архитектор Серго Сутягин в биографии главного архитектора института Узгоспроект Владимира Березина: «В самом расцвете творчества Владимир Владимирович согласился стать главным архитектором института. […] Мы сами уговорили его сделать этот важный шаг для нашего института, в первую очередь жертвенный для него лично. Мы понимали, что любой архитектор „со стороны“ (такой вариант тоже был) мог внести диссонанс в уже сложившийся архитектурно-художественный стиль нашего института, „школу Узгоса“, имевшую самый высокий авторитет в республике»[46]. Таким образом, каждый проектный институт складывался под влиянием его руководителей, имевших творческие предпочтения.

Своеобразие институтов было также обусловлено их мандатом. Например, ТашЗНИИЭП, образованный при слиянии отдела типового проектирования Узгоспроекта и упраздненного НИИ по строительству Академии строительства и архитектуры СССР в Ташкенте, изначально ориентировался на научные подходы. Уже в момент образования в 1963 году в его научном подразделении работало 314 сотрудников, в том числе 11 кандидатов наук. Ученые ТашЗНИИЭПа изучали проблемы сейсмики, кондиционирования, солнцезащиты, технологии изготовления и удешевления изделий из бетона и других строительных материалов, а также вопросы климата, культурных особенностей населения и т. д. Здесь в наименьшей мере исходили из императива «национальной формы», противопоставляя ей стремление на научной основе создать типовую среду и уникальные объекты, отвечавшие среднеазиатскому климату и культурам проживающих здесь народов. Ташгенплан был сосредоточен на проектировании генерального плана столицы Узбекистана и уникальных объектов городского центра. В создании генерального плана институт руководствовался научными разработками, но в проектировании зданий для центра города в наибольшей мере зависел от идеологических предпочтений республиканских властей. Именно здесь создавались основные объекты с использованием стилизованных исторических элементов, такие как Союз художников{23} (1974), Дворец пионеров{37} (1980), Музей геологии (1980) и дворец «Туркестан»{51} (1993). Узгоспроект был подчинен Госстрою УзССР для проектирования типовых и уникальных объектов, возводимых по всей республике. Соответственно, его деятельность была сконцентрирована на планировке городов Узбекистана и осмыслении их климатических, социальных и культурных особенностей. Что же касается Ташгипрогора, он был подчинен Главному архитектурно-планировочному управлению (ГлавАПУ) и служил своеобразным «хабом» ташкентских проектных институтов, сочетавшим творческие устремления каждого из них. Возможно, именно это обстоятельство способствовало многочисленным переходам архитекторов на работу в Ташгипрогор из других институтов и обратно, тогда как, например, переходы из ТашЗНИИЭПа или УзНИИПградостроительства в Ташгенплан или, наоборот, почти не наблюдались.

Колонна Ташгенплана на демонстрации. 7 ноября 1973

Выступление сатирического ансамбля «Кохинор», Ташгипрогор. 1970-е

Необходимо также сказать, что между институтами шло негласное — а иногда и оформленное в профессиональных конкурсах — соперничество за наиболее ответственные заказы. В этом процессе имели значение не только мандат институций, но и их коммуникация с заказчиками всех уровней и в особенности с ключевым лицом,