Темный шкаф моей души. История, которая поможет начать все с чистого листа - Пегги Эбринг Страница 5

Тишина, мрак, жизнь, смерть, забвение – все смешалось и ничего больше не имело смысла.

Следующее утро началось с привычной трели будильника в полшестого утра. Нэнси проснулась измученной борьбой с ночными демонами, но послушно встала и поплелась в ванную. Взглянув в зеркало, она снова расплакалась.

Я даже не смыла макияж. Выгляжу как потаскуха, уснувшая рядом с мусорным баком. Соберись!

Нэнси закрыла глаза и выдохнула.

Соберись!

Она быстро стерла следы туши и подводки, растекшиеся по щекам. Уже лучше. Теперь улыбнуться. Вот так, хотя бы чуть-чуть. Надеваем маску суперженщины. Как там пел Фредди – шоу маст гоу он?[2] Сколько ей осталось? Нэнси не знала, но маска придала ей уверенности. Пора на работу.

День пролетел как одна минута, а когда она вернулась домой, зазвонил телефон. Мама. Нэнси села на диван и дрожащей рукой взяла трубку. Наберется ли она смелости в этот раз?

– Привет, мамуль.

– Здравствуй, дорогая, как ты? Давно тебя не слышала. Твой кузен женится, ты знаешь? На той нахальной девице – ну, ты помнишь. Она даже не знает, чем отличается нож для рыбы от обычного ножа. Как можно быть такой невеждой?..

– Мам, давай не сейчас. Голова раскалывается. Сегодня я как выжатый лимон.

– А что случилось? Опять поцапалась с кем-то из коллег?

– Нет, наоборот, заткнула всех за пояс. Они же в подметки мне не годятся.

– Вот и славно! Но тебя же что-то беспокоит? У тебя странный голос.

Нэнси не ответила. После долгого, бесконечно долгого молчания мать наконец сказала:

– Нэнси, солнышко, ты же знаешь, что я тебя люблю. Ты – мое счастье и всегда можешь на меня положиться. Неужели я когда-нибудь тебя предавала или подводила? Можешь рассказать мне обо всем…

Плохое начало.

Нэнси молчала.

– Солнышко? Я начинаю беспокоиться. Что с тобой такое?

– Мам…

Нэнси еще немного поколебалась, но потом решилась:

– Ты всегда говорила мне правду? Никогда и ничего от меня не скрывала?

– Нет, милая, ты же знаешь, – в мамином голосе слышалось беспокойство и… нерешительность?

– Ты меня удочерила? – выпалила Нэнси.

Ее руки дрожали, как у старухи, а от сдерживаемых эмоций с трудом получалось дышать. Со лба стекла капелька пота и расплылась крошечным темным пятном на белоснежном воротничке блузки.

Не дождавшись ответа матери, она повторила свой вопрос. Каждое слово было пыткой: маленький кинжал медленно впивался в израненное сердце маленькой девочки.

– Я приемная?

По другую сторону трубки Мари-Анне казалось, будто на нее свалилось свинцовое одеяло – не продохнуть. Вопросы дочери били наотмашь, подталкивая в пропасть страха. Мари-Анна была сбита с толку, ошарашена и изо всех сил старалась не сорваться в эту пропасть.

– Я… но… я… не знаю… нет… но с чего ты вдруг…

Растерянная, терзаемая ужасом при мысли, что ее тайна будет раскрыта, она наконец заявила:

– Я – твоя мать. Ты – моя дочь. Я люблю тебя всем сердцем. Я кормила тебя, одевала, дала образование, воспитала, и ты выросла такой необыкновенной… Я твоя мать. И как ты можешь во мне сомневаться? Неужели я недостаточно показала тебе, как ты для меня важна? Чего ты добиваешься? Хочешь меня обидеть?

«Неправильный ответ», – подумала Нэнси.

– Я просто хочу услышать правду.

– Правда в том, что я твоя мать! – в отчаянии воскликнула Мари-Анна, бросив последние силы на борьбу, которую вот-вот проиграет.

– Почему у тебя нет ни одной фотографии из роддома?

– Я же говорила: у меня не было камеры. Тогда все было по-другому. Это сейчас все ходят с этими палочками для селфи…

– Мама, я много думала и теперь, кажется, все поняла. Всегда чувствовала что-то странное. Постоянные ночные кошмары. Чувство пустоты – словно не знаю, кто я. Загадка моего рождения и детства. Ни фотографий, ни подробностей о моем родном отце. Ты вечно убегала от разговоров о нем. Раньше я думала, что тебе больно вспоминать, но дело не в этом, правда? Ты просто пыталась защитить себя – скрыть от меня правду.

– Солнце мое, только не злись. Я люблю тебя, и это главное. Неужели я не забочусь о тебе? Неужели я не была любящей мамой? И вот она, твоя благодарность? Разве я мало отдала и пожертвовала ради тебя? Что еще ты хочешь?

Ну и дела – мать с чувством вины. Теперь я видела все…

– Правду, мама, только правду. Я просто не понимаю: как ты могла врать мне все эти годы? Как могла смотреть мне прямо в глаза каждый день, улыбаться мне, целовать меня и при этом врать? Как? Я доверяла тебе. Я доверяла только тебе, а ты… Ты предала меня!

– Я не предавала. Я всегда любила тебя, и как только мы встретились, поняла, что ты моя дочь, что мы связаны навеки.

– Кто мои родители?

Этот вопрос как нож вошел в сердце Мари-Анны, и без того израненное тридцатью годами лжи и борьбы. Мир рушился, но нужно было цепляться за жизнь, утекавшую сквозь пальцы. Сжав кулаки, она наконец призналась:

– Я не знаю, да это и неважно. Ты – мое сокровище, я умру за тебя.

– Значит, все-таки признаешься?

– Ни в чем я не признаюсь. Я ни о чем не жалею. Я сделала выбор ради твоего блага.

– Мама, мне нужно знать, кто мои биологические родители, понимаешь? Расскажи мне все. Я не смогу жить без этой правды…

– Солнце, я так устала. И я плохо себя чувствую. Обсудим это завтра, а сейчас я пойду спать.

– Ну нет, мам, не думай, что вот так просто соскочишь! У меня нет времени. Ты…

Мари-Анна отбила звонок, не дав ей договорить.

Нэнси в бешенстве швырнула телефон на диван:

– Да какого хрена! Как она может так со мной поступать?

Гнев, такой редкий гость в жизни Нэнси, ворвался в нее как ураган, завладев ее телом, сердцем и разумом. На мгновение она растворилась в своей ярости. Ну нет, мать не сможет так легко отделаться! Нэнси получит ответы, даже если для этого придется вытащить их из ее глотки голыми руками. Она вскочила на ноги, схватила ключи и бросилась к входной двери, но тут раздался знакомый голос, пожалуй слишком знакомый.

– Газ. Ты проверила конфорки?

Вот они, демоны Нэнси. От них не так-то просто избавиться. Не отпуская дверную ручку, она переминалась с ноги на ногу на месте, словно стояла перед огненной бездной. Лицо пылало от раскаленного дыхания темного зверя, готового вот-вот вцепиться ей в горло. Неужели она поддастся и шагнет в эту бездну?

Тик-так, тик-так, тик-так – подначивали часы. Зов тьмы становился