Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин Страница 5

* * *

Невнятная реакция на брутальное поведение Германии западных держав, сосредоточивших свои усилия главным образом на достижении двусторонних договоренностей с нею, подталкивали Сталина к выводу о не слишком радужных перспективах взаимодействия с англо-французскими союзниками. Вероятно, присутствовала в его анализе и мысль о том, что неприятие идеи военно-политического сотрудничества с СССР истеблишментом Великобритании и Франции зиждется на антикоммунизме, который оказывался сильнее, нежели опасения по поводу экспансионистских устремлений Германии. «Мюнхенский сговор», создавший, помимо прочего, прецедент достижения европейскими державами договоренностей без участия СССР, ясно означал еще одну перспективу их нового соглашения за спиной, а возможно, и против Советского Союза.

Кардинальные изменения, произошедшие в европейской политике, слом баланса сил станут для советского руководства импульсом к выработке нового внешнеполитического курса. Обеспечение безопасности СССР собственными силами, на основе двусторонних договоренностей, не полагаясь на все менее продуктивные коллективные усилия, выдвинется во внешнеполитическом планировании советского руководства в число первоочередных задач.

Задача обеспечения безопасности требовала достижения максимально выгодных стратегических позиций. Сталин, как и многие мировые лидеры той эпохи, в основу своих представлений о безопасности положил в том числе пространственное измерение этой проблемы. В соответствии с этим подходом он вскоре сосредоточит усилия на территориальных приобретениях как инструменте укрепления стратегических позиций СССР и обеспечения его безопасности, предприняв для достижения этих целей внешнеполитическое наступление. Эти устремления Сталина станут более понятны, если вспомнить о том, что по итогам серии военных конфликтов периода Гражданской войны и военной интервенции территория бывшей Российской империи была произвольно перекроена. В результате государственные границы Союза ССР оказались зафиксированы в непосредственной близости от таких жизненно важных политических и экономических центров, как Ленинград, Минск, Одесса.

По существу, советская политика последних предвоенных месяцев выйдет на траекторию, близкую британской и французской политике в отношении Германии. В обоих случаях будущие партнеры по антигитлеровской коалиции в конечном итоге встали на путь «игры» с агрессором и его «умиротворения» посредством достижения сепаратных договоренностей с ним. Важно, однако, подчеркнуть, что советская разновидность этой политики стала вынужденной производной от линии западных держав, первыми вставших на этот путь и исключивших в Мюнхене Советский Союз из числа гарантов европейской безопасности.

* * *

Между тем к лету 1939 г. советское руководство не раз получит ясные сигналы со стороны Германии о возможности улучшения двусторонних отношений. Во второй половине декабря 1938 г. было продлено действие советско-германского торгового договора, и, кроме того, Берлин предложил Москве возобновить переговоры о 200-миллионном кредите. Советская сторона даст свое согласие 11 января, а на следующий день Гитлер на дипломатическом приеме проявит инициативу и в течение нескольких минут демонстративно проведет беседу с советским полпредом А. Ф. Мерекаловым.

11 апреля Германия предприняла зондаж взглядов Советского Союза по поводу возможного улучшения отношений, но советская сторона не даст определенного ответа, заняв выжидательную позицию[29].

17 апреля, в тот самый день, когда Литвинов, как рассказано выше, предпринимал по согласованию со Сталиным свою попытку подтолкнуть англо-французских союзников к подписанию трехстороннего документа по вопросам безопасности, в Берлине состоялось другое нерядовое событие. В этот день имела место встреча статс-секретаря Министерства иностранных дел Германии Э. Вайцзеккера с А. Ф. Мерекаловым[30], которой многими историками придается поворотное значение в советско-германских отношениях. На ней Мерекалов подтвердит, что «СССР вообще заинтересован в устранении угрозы войны», а Вайцзеккер заявит о желании германского руководства развить с Союзом ССР экономические отношения.

Так что к весне 1939-го пространство для дипломатических маневров кардинально расширилось и усложнилось. 21 апреля в кремлевском кабинете Сталина состоится четырехчасовое совещание по внешнеполитическим вопросам. Сталин пригласит к участию членов Политбюро В. М. Молотова, А. И. Микояна, Л. М. Кагановича, К. Е. Ворошилова и советских дипломатов: наркома иностранных дел М. М. Литвинова, его заместителя В. П. Потемкина, специально вызванных из-за рубежа послов в Англии и Германии И. М. Майского и А. Ф. Мерекалова, советника полпредства во Франции Крапивенцева. Его протокол историкам неизвестен, но по составу участников нетрудно догадаться, что речь на совещании шла об отношениях с «великими державами» Европы. Зато известны выводы, к которым вскоре придет Сталин. Очевидно, события предшествующего времени подвели Сталина к решению, что ресурсы прежней коллективной политики для обеспечения безопасности СССР стремятся к исчерпанию. С другой стороны, Германия явно приглашала к диалогу, отказываться от которого не было оснований, в том числе и потому, что такие переговоры, помимо прочего, являлись хорошим средством давления на англичан и французов. Фигура наркома иностранных дел, прочно ассоциировавшаяся с близким к исчерпанию курсом на сближение с англо-французскими союзниками, становилась препятствием для осуществления более сложных комбинаций и тактических приемов на европейской арене.

Помимо выводов содержательных Сталин сделает и организационные, решив поменять на посту наркома иностранных дел М. М. Литвинова на В. М. Молотова, что современниками событий и сегодня в литературе расценивается как демонстрация готовности изменить внешнеполитический курс.

Еврей по этническому происхождению, Литвинов выступал последовательным сторонником сотрудничества с великими европейскими державами и, будучи женат на англичанке, слыл, помимо прочего, англофилом. Так что его смещение, конечно, имело и символическое значение. Его перемещение рангом ниже на должность заместителя наркома, очевидно, демонстрировало снижение в представлениях советских руководителей рейтинга партнерства с англо-французскими союзниками. Изменения в составе руководства Наркомата иностранных дел произойдут 3 мая. Сталин примет Литвинова на 35 минут в своем кремлевском кабинете в присутствии членов Политбюро и председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина[31]. В тот же день Сталин направил советским полпредам за границей надиктованную им лично шифротелеграмму. В ней сообщалось: «Ввиду серьезного конфликта между председателем СНК тов. Молотовым и наркоминделом тов. Литвиновым, возникшего на почве нелояльного отношения тов. Литвинова к Совнаркому Союза ССР, тов. Литвинов обратился в ЦК с просьбой освободить его от обязанностей наркоминдела»[32].

Максим Максимович Литвинов

1930-е

[РГАСПИ. Ф. 421. Оп. 1. Д. 453. Л. 1]

Вячеслав Михайлович Молотов

1940-е

[РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1599. Л. 11]

Как сообщит позднее в своем отчете полпред СССР в Германии, большинство немецких газет квалифицировало замену Литвинова Молотовым «как конец женевской политики и политики союзов с западными капиталистическими державами, проводившейся якобы прежним наркомом»[33].

Вслед за перемещением Литвинова последует новый виток чистки Наркомата иностранных дел, которым был завершен ее трехгодичный цикл. В 1937–1939 гг. были репрессированы 5