Восемь летчиков или хозяин Байкала - Александр Зубенко Страница 44

образом дёргались, погибая в земном кислороде. От взрыва верхняя половина Мишеля сложилась как книжка, а потом и она упала медленно вперёд, так что когда он окончательно упокоился на земле, ноги его аккуратно лежали поверх туловища. Когда профессор, превозмогая позывы к рвоте, уставился на носок ноги, Мишель ещё пару раз дёрнувшись, застыл в траве, и лишь остаточное явление подрагивающих нервов заставляло этот носок мелко дрожать. Точное попадание пушечного ядра сложило тело лейтенанта вдвое, и Мишель, как физическая единица природы перестал существовать – так по-научному заключил бы для себя профессор. Душа, выпущенная на свободу из благородного тела, взвилась к облакам и устремилась в сонм усопших где-то там, на краю Вселенной. Мишель умер. Мир его праху.

Как бы в подтверждение этому, в лесу снова грохнуло – похоже, где-то в стороне от него шёл мелкий по значению бой; взрывы слышались периодически, и один из них как раз и накрыл профессора с Мишелем.

На поляну выскочили сразу несколько человек, среди которых выделялся внушительного роста мужик с густыми пышными усами во всё лицо. Увидев прислонённого к дереву пожилого человека, он предостерегающе поднял руку и гортанно крикнул своим:

- Не стрелять, ребята! Похоже наш, не француз.

А дальше произошло нечто…

Ударная волна, взявшаяся ниоткуда, в мгновение ока швырнула свою энергию из центра поляны по периметру кругов, и все кто находились вблизи эпицентра, были отброшены магнитными импульсами на несколько метров назад, в том числе и командир партизан. Ударившись спиной о дерево, он с заложенными ушами и открытым от изумления ртом стал наблюдать, как некие правильные концентрические круги, отделившись вначале от земли, а потом, сгруппировавшись в пространстве, образовали конусообразную воронку, которая тут же бешено завертевшись, стала поглощать в себя всё, что находилось в радиусе её действия. На миг ему даже показалось, что тело человека на земле вдруг расплылось, словно домашний кисель, а затем желеобразной массой закрутилось в цейтноте вихря. Тот человек, что стоял у дерева, подёрнулся мутноватой дымкой и прямо на глазах стал растягиваться и расширяться в пространстве, образуя некое подобие размытого отражения самого себя на водной глади водоёма. Распадаясь на части, фрагмент за фрагментом, человек по кусочкам отделился от своего первичного тела и закружился в круговороте смерча вместе с ветками, кусками глины, травой и мелкими камнями. Туда же попали и мелкие грызуны с тысячами всевозможных насекомых. Рядом с распадавшимся на фрагменты незнакомцем, в центре воронки появлялись и тут же, хлопая, исчезали какие-то плазменные образования в виде шаровых молний. Воздух наполнился озоном перед грозой. Последнее, что увидел командир партизан, была яркая вспышка и вырванная из земли сумка вместе с предметом, похожим на короткий мушкет, но более совершенный. Всё это взмыло кверху, перемешалось между собой, растворилось в пустоте, раздался оглушительный хлопок, и тут же наступила полнейшая тишина. Электрический разряд последний раз пронёсся над землёй, сгустки плазмы испарились, и всё стихло. Поляна опустела, лишь отдельные, поднятые вихрем листья продолжали тихо осыпаться на головы изумлённых партизан.

Исчезли одни за одним и круги, и обнажённое тело на земле, и пожилой человек, едва стоявший у дерева.

- Свят-свят-свят… - послышалось кругом. Командир партизан генерала Платова набожно перекрестился и испуганными глазами глянул в небо, где только что растворилась и исчезла воронка смерча.

…Физическая величина ВРЕМЕНИ понесла тело профессора вперёд, растворяя его на атомы в мезонном облаке. Теперь это было уже не тело, а сгусток пыли в виде протонов и нейтронов – точно так же, как и при доставке его СЮДА.

Одиссея его пребывания в 1812-м году закончилась.

Глава 6: 1979 год. Третий лётчик. Баргузинский треугольник

********

Прошло четыре дня после исчезновения профессора и три дня, как они покинули пещеру у лежбища нерп. Наступило утро. Серые предрассветные сумерки постепенно рассеивались, обнажая верхушки деревьев, и байкальское небо приобретало свою обычную чистоту и прозрачность, а на их фоне, на северо-западе едва вырисовывались неровные очертания прибрежных обрывов на другой стороне водного пространства. В этом месте озеро сужалось, и в середине его можно было разглядеть несколько островков, облепленных птицами. Место было безлюдное, и вряд ли, пользуясь нездоровой репутацией, его когда-либо посещал человек.

Без Василия Михайловича было тяжело, грустно и печально. Попытки обнаружить его за эти четыре дня ничего не принесли. Что касается Саши и Семёна, то первый старался не отходить от Люды ни на шаг, а второй взял в свои руки бразды правления их, теперь уже, маленького отряда.

Таково было положение команды, когда утром пятого дня после исчезновения начальника, они проснулись и принялись готовиться идти дальше. Непроизвольно возникала мысль – кто будет следующим? Это фатальное предположение и уверенность в безысходности, что называется, витало в воздухе и крутилось в голове у каждого. Хозяин Байкала, по всей видимости, не оставит их в покое, пока не истребит поодиночке или не поступит так, что им придётся погибать всем скопом – точно так, как погибли те незнакомцы в пещере, завалив себя камнями. Обнаружение их «братской» могилы навевало именно на эту мрачную мысль.

Без особого аппетита позавтракав, путешественники двинулись дальше, унося с собой оставшуюся палатку, спальные мешки, кое-что из одежды, минимум посуды и остатки провизии, которые уже почти подошли к концу. Оставалось несколько банок тушёнки, немного крупы, чая, сахара и спирта во фляге. Банку профессорского кофе берегли на случай чудесного его возвращения живым и здоровым: пусть это будет для него сюрпризом. Приборы, часть амуниции и оборудования пришлось оставить в пещере у лежбища нерп: в них уже не было необходимости.

Экспедиция БЕЖАЛА!

…А потом появился их начальник экспедиции. Собственной персоной.

Его увидел Саша, державший окуляр бинокля и осматривая местность.

- Дядя Вася! Живой! – он едва не прыгал от радости, когда Василий Михайлович, отдуваясь, вышел к ним из-за небольшого травянистого пригорка.

- Ты что это, Сашок, так таращишься на меня, будто век не видывал? – снимая ботинок и оглядываясь кругом, выдал профессор. – Что-то местность я не узнаю: только что был лес, где мы шли с Николаем – и тут на тебе – трава, равнина, кусты брусники.

…Не имеет смысла описывать душевную радость всей компании при виде здорового и живого во всех отношениях возвратившегося ниоткуда начальника экспедиции – это и так было очевидно. Единственное, что стоит упомянуть, это полная растерянность их старшего товарища; профессор крутился в объятиях, что-то бормотал по-французски, и определённо не понимал, из-за чего такой восторг. Костёр