Чужак. Черный титул - Константин Викторович Кузнецов Страница 35

— Опять слова, — улыбнулась обвиняемая. — Пустой звук.

— Таким бы он и остался, если бы нами не были опрошены свидетели. Кум и кухарка Петина дали против тебя показания. Они собственными глазами видели, как ты подсыпала в воду вонючие травы, после чего и случилась беда. Продолжать?

— А у меня есть выбор?

— Слава святым угодником, нет! — покачал головой Торкемана. — Но то были цветочки, а сейчас начнутся плодоносные события, которые случились не так давно. И тут одними словами, да свидетелями не обошлось. Следы твоих злодеяний настолько очевидны, что у меня нет оснований верить в твои россказни и оправдания.

— Я не поджигала дома Луизы и Карла! — рявкнула пленница.

Торкемада слегка привстал и ударил её кулаком сверху-вниз — так что женщина откинулась назад и упала навзничь.

Тяжело дыша, священник потряс рукой, которую повредил в момент удара, попав костяшками пальцами в височную кость.

— Ты кое-что оставила на месте своего злодеяния.

Медленным шагом, Торкемада подошел к небольшому ларцу и, раскрыв его, продемонстрировал пленнице очередное доказательства её преступных деяний.

— Это ведь твой кулон? И ты этого отрицать не станешь? — спросил священник, указав на округлое украшение на темной веревочке, что висело на его пальце.

Вместо ответа, женщина перевернулась на спину и, уставившись в потолок, на котором в полумраке проступали яркие краски фрески — восхождение Христа на Голгофу.

— Будь, по-твоему. Ты меня подловил черноподольщик!

Торкемада удовлетворенно кивнул, и не без усилий раскрыл кулон. Внутри имелся крохотный портрет ребенка лет семи. Священник потер его пальцем, чтобы лучше рассмотреть лицо, но лишь размазал копоть, которая окончательно скрыла изображение.

— Кто здесь изображен? — поинтересовался он.

Женщина запрокинула голову и засмеялась:

— А разве это имеет значение или обеляет меня в моих поступках?

— Ведьма! Прекрати! — прорычал священник. — Даже господь не в силах простить тебе те ужасные грехи, что ты совершила!

— Ты заблуждаешься, падальщик! — вновь захохотала женщина. — Силььь-но заблуждаааааешься.

Она будто специально растянула последние слова, чтобы позлить Торкемаду, подчеркнув его некомпетентность.

— Я слушаю, — зло заиграл желваками священник.

— Все что ты перечислил действительно дело рук моих — отрицать не стану. Но это лишь маленькая толика, в которой мне нет смысла каяться или отрекаться от той силы, которой я наделена.

Лицо священника побагровело. Стало еще более одутловатым и напряженным. Торкемада понимал, что нащупал некую нить, способную привести его к чему-то особенному, тому ужасному подземелью, где скрывается настоящее зло.

— Говори! — не попросил, а потребовал он.

Женщина расплылась в хищной улыбке:

— Ты действительно этого хочешь?

— Да.

— И ты к этому готов?

Рука священника сильнее сжала четки, он немного помедлил, а потом кивнул. Но с губ сорвались слова спасительной молитвы.

Взгляд его опустился на каменный пол, где еще недавно корчилась от боли пленника. Там её больше не было. Теперь она стояла у него за спиной, приникнув к уху Торкемады. Улыбка не сходила с её уст.

— Я знаю кто ты! Волк в овечьей шкуре, кто лишь притворяется праведником, но ищет отнюдь не добродетель.

А дальше она прижалась к священнику и быстро-быстро зашептала ему слова на неведомом языке.

Торкемада задрожал, его лицо стало бледным, вялые щеки обвисли, а из глаз полись кровавые слезы.

[1] Мера веса в королевстве Неаполь и Сицилия

Глава 16

Глава 16. Горгульи

— Я ему не верю, — прошипел Монино. — И не допущу, чтобы голосование состоялось.

Задумчиво сложив руки на груди, магистр покосился на нового кардинала, и устало вздохнул:

— Не уверен, что вы в силах что-то изменить. Мы сейчас находимся в тех обстоятельствах, которые вынуждают хвататься за любую спасительную соломинку, даже если она таковой не является.

— Чушь! Выход существует всегда, — совсем тихо произнес Монино.

— Что вы предлагаете?

— Выведите нас отсюда, и я осыплю вас золотом!

Медичи грустно улыбнулся.

— Тогда вы явно обратились не по адресу. Вам необходимо повторить ваше предложение любимчику толпы.

Роберто Беллармина из Тосканы стоял в окружении кардиналов, и активно жестикулируя руками, рассказывал внимательным слушателям очередную историю. Те, раскрыв рты, в буквальном смысле боготворили нового мессию, который принес покой в их душах, даровав им призрачную надежду на спасение.

— Вначале я тоже восхитился его историей, — произнес Медичи. — Но сейчас — уверен, что был неправ. Он ввел меня в заблуждение, хотя надо заметить, предоставленные им доказательства выглядят весьма убедительно.

Монино скривился:

— Обломок печати и бумага, испещренная лживыми чернилами?

— Большего он и не смог бы нам продемонстрировать.

— Ни один смертный, оказавшись в Вольтерре, не смог бы выжить. А этот прохвост добрался до нас целым и невредимым.

— Меня тоже удивляет данный факт, — согласился Медичи.

Толпа заволновалась, и стоявшие в стороне собеседники увидели, как кардинал Беллармина возвысился над всеми, забравшись на стул, и привлек внимание присутствующих громкими хлопками.

— Друзья мои! — руки говорившего взлетели вверх. — Прошу вас выслушать меня и дать справедливую оценку моих слов. Я считаю, что перед тем как конклав приступит к своим прямым обязанностям, мы все должны обрести свободу. Потому как только в состоянии полного душевного спокойствия, мы сможем принимать взвешенные и дальновидные решения. Многие из нас, к моему великому сожалению, уже не снами. И мы скорбим и молимся за их бедные души. Но господь милостив! — уверен, что небольшой группой мы сможем покинуть Вольтерру незамеченными. Поэтому в данном случае прошу проголосовать за наши дальнейшие действия. Подскажите уважаемые монсеньоры: скажите, кто готов освободиться от оков зла и выбраться из этого кошмарного места?

Слушатели откликнулись восторженными возгласами.

— Кажется, единогласно, — подытожил Медичи, пригладив свою короткую черную бороду.

Монино нервно дернул головой:

— Толпа неотёсанных мужланов! Как они могут ему верить⁈

— А разве у них есть выбор?

— У них есть вера! — фыркнул кардинал.—А остальное лишь их человеческие пороки и слабости.

— Интересно, куда заведет монсеньоров слово пастыря?

— Можно спросить об этом самого проводника.

— Считаете, он решит с нами откровенничать?

Сверкнув очами, Монино указал на оружие магистра и сделал своеобразный взмах рукой:

—