Челноки - Кострица Евгений Страница 27

Со сбытом проблем быть не должно, главное — протащить всё с собой. А с этим в последнее время беда. И потому мы с Ванькой боялись. И за товар, и за баксы, которые теперь возили с собой.

Последнее таможенники искали особенно тщательно. Найдут — конфискуют. И вряд ли в бюджет. По крайней мере, не всё. И если товар в тесном купе спрятать трудно, то доллары ныкали, куда только можно. С фантазией у нас всегда хорошо.

Банальщину, вроде люков в потолке или дырок в обшивке, никто всерьез не рассматривал. Эти места проверяли прежде всего, там винты стерты в ноль. На себе тоже плохой вариант. Таможенник, как правило, хороший психолог с поистине собачьим чутьем. Выдержать дуэль взглядов непросто, а для нас сумма огромна, на кон ставили всё. Жертва мямлит, бледнеет и сильно потеет, провоцируя на личный досмотр. Иногда даже в трусах.

Мы с Ванькой в первом купе, с нами Стас и Борис. Все на нервах, но старательно излучаем свет и покой. Законопослушные и дружелюбные. Нет в мире добрее. Остальные пугливо выглядывают в коридор. Как сурикаты в пустыне. Тревожная атмосфера грядущей беды.

Таможенник большой и хмурый, щеки в мелкой сетке кровеносных сосудов. Едва взглянув на него, поняли, что нам конец. Попали серьезно, компромиссов не будет.

— Один здесь, три в коридор, — буркнул он зло. — Мне паспорта, вещи к осмотру.

Остался я, как самый бывалый. Ванька от волнения мог что-нибудь ляпнуть. Стас на грани обморока, Бориска слишком невозмутим и тем вызывал подозрение.

— Что тут у нас? — таможенник заглянул в огромную сумку под полкой.

— Это… М-матрешек немного, — проблеял я, изображая смирение пред грозным ликом закона.

Но их было много. За ними пришлось ехать в дальнюю деревню в глубинах дремучего мордовского леса. Страшное место и люди там страшные. Глушь, колючая проволока и бесконечные зоны вдоль безлюдной дороги. Экспедиция оказалась удачной, матрешки в той деревне делали все. Целая выставка у каждого дома на любой цвет и вкус.

— А в этой что? — пухлая, с черными волосами рука пошарила в сумке.

— Тоже матрешки, — тихо подтвердил я, чувствуя, как колотится сердце. Двойное дно ведь под ними, между фанерок коробочки с часами «Заря». На этот раз именно в них основной капитал. Найдет — разорюсь.

— А здесь? — рука пощупала небольшой, казалось бы, Борискин рюкзак. Но он адски тяжелый. Там вроде автозапчасти.

Я отступил в проход, освобождая место владельцу. Про своё пусть говорит сам. А в душе облегчение — часы не спалили.

— Дык это… — запнулся Борис, увидев, что заинтересовались его мыльно-рыльным набором.

Таможенник его реакцию, понятно, считал. Достал зубную пасту, попробовал выдавить немного на палец. А это невозможно, если там ее нет. В тюбике три тысячи долларов, которые через минуту триумфально из него извлекли.

— Ага! — таможенник обвел нас торжествующим взглядом.

— Договоримся? — жалобно спросил позеленевший Борис. На лице раскаяние, отчаяние, ужас и, конечно, извечный вопрос: «почему это случилось именно с ним?»

— Еще есть? — смерили пристальным взглядом его.

Таможенник задумчиво поднял на столе скатерть, банку с нарезанным салом, хлеб, пакет с малосольными огурцами от бабулек с перрона.

Теперь занервничал я. Огурцы пустотелы и фаршированы баксами, на каждом тонкий, незаметный разрез. Перемудрил. Засунул бы в носки, как все нормальные люди! Или бы спрятал в трусы.

— В общем так… Вся группа на выход с вещами. Таможенный контроль пройдете у нас.

— Но…

— А этот со мной, протокольчик составим! — решительно пресек он попытки дать взятку. Смотреть никого больше не стал.

Подавленные и злые мы выгрузились на перрон со всеми пожитками. На таможню, понятно, никто не пошел. Ждем Бориску, посмотрим, что скажет. Обычно всё упирается в деньги. Но не всегда.

Поздняя молдавская осень не подарок. Таможня словно вытягивала тепло и радость из этого места. Холод, серость и сырость. Моросящий дождь переходил в снежную крупу, капли стекали по грязным стеклам вагонов, перрон блестел от покрывавшихся ледяной корочкой луж. Пронизывающий ветер гонял мусор, листья и тощих котов, что жались к ногам, требуя жрачки и ласки. Мы мерзли и кутались в куртки, выпуская изо рта облачка пара.

Вернулся продрогший и бледный Бориска.

— Ну как? — мы окружили его.

— Без протокола отдал половину.

— А с нами чо?

— Сказали, с товаром не пустят.

— Так не даром же!

— Да похер им, уперлись и всё. Вот вообще бесполезно. Но завтра другая смена придет. Может, прокатит. Теперь только ждать.

Проклиная таможню, злой рок и погоду, поплелись в гостиницу, благо она была рядом. С тоской проводили взглядами поезд. В нем тепло и комфортно, но он уходит без нас.

После заселения, как водится, крепко напились, чтобы снять стресс. Бориска был безутешен. Полторы штуки! Ну хорошо хоть не три. Его жалели, успокаивали, но мысли у всех о своем. Что, если и завтра не пустят? Возвращаться домой? Так в первый раз.

Нет, с Венгрией в Чопе тоже были проблемы, но как-то всё же прошли. Толпа местных таможню буквально брала штурмом. Давка, визг, истерики. Кончилось тем, что пограничник размотал из ящика шланг, угрожая открыть пожарный гидрант.

У нас с собой по велосипеду «Старт-шоссе» и сумки с болгарской зубной пастой. Ее, как сказали, там забирали с руками. Ехали с ксивой от профкома — «комсомольский велопробег». Над нами долго ржали, но пропустили. Жили в университетской общаге там у своих.

Будапешт, конечно, потряс. Красиво в нем всё — архитектура, девушки, магазины и бани. Не уже родная Болгария, это почти капстрана. Вспоминая ее, незаметно заснул.

Хотя сансара нереальна, я считаю ее настоящей.

Ради удовольствий и денег игнорирую вечную ценность.

Хотя у меня есть всё уже есть, жадно стремлюсь иметь еще больше.

Я обманываю себя зыбкой иллюзией и миражами,

Гуру, думай обо мне! Скорее посмотри на меня с состраданием!

Даруй свое благословение, чтобы я потеряла интерес к такой жизни, как эта.

Открыв глаза, я поднялся и сел на кровать, окинув комнату взглядом. Ну, хоть не кладбище. Прошлый перфоманс так врезался в память, что ту красноглазую тварь вижу, как наяву. Раз снова