Восемь Драконов и Серебряная Змея - Yevhen Chepurnyy Страница 24

— Весьма достойно, — одобрительно покивал он. — Этот чай не посрамил бы и императорского приема. Попробуй, жена моя.

Му Ваньцин, воодушевленная его рекомендацией, сделала большой глоток, и внезапно выплюнула чай обратно в чашку, скривившись в гримасе величайшего отвращения. Утерев губы, она недовольно обратилась к юноше, озадаченно глядящему на нее:

— Я одно не возьму в толк, это ты решил подшутить надо мной, Шэчи, или тот скользкий подхалим принес нам отраву вместо чая?

— Отраву? — глаза юноши округлились, выражая полное непонимание. Он недоверчиво понюхал собственную пиалу, и вновь попробовал чай.

— Очень хороший тегуаньинь, свежий и с сильным вкусом, — задумчиво промолвил он. — Быть может, твоя чашка была грязной? Возьми мою, — девушка приняла протянутую пиалу, и осторожно отпила. Ее лицо скривилось в не меньшем омерзении, чем ранее.

— Это пойло что, и должно быть таким гадким? — удивлённо спросила она. — Зачем вообще его пить? Оно обладает лекарственными свойствами?

— Не больше, чем любой другой чай, — растерянно ответил Инь Шэчи. — Если тебе не нравится вкус, давай сменим напиток.

— Только не вздумай заказать что-нибудь столь же гнусное, — сердито посмотрела на него Ваньцин.

Вызванный подавальщик споро убрал вызвавший недовольство чай, и принес новый чайник. Девушка воззрилась на клубящийся над его носиком пар с большим сомнением.

— Дяньхун — один из самых сладких и нежных вкусом напитков в мире, — заверил ее Шэчи. — У здешнего владельца не нашлось высшего сорта, «золотых игл», но сорт «золотые лепестки» также ароматен и вкусен.

— Доверюсь тебе и в этот раз, — с подозрением глянула на него Му Ваньцин, и попробовала содержимое наполненной юношей пиалы. Ее лицо тут же разгладилось, и девушка вновь приложилась к напитку.

— Вот этот чай и правда хорош, — довольно высказалась она, кусая рисовое пирожное. Инь Шэчи облегчённо откинулся на спинку стула.

Тем временем, оперные актеры завершили свои приготовления. Зазвучала музыка, и на сцене появился главный герой постановки, рослый и представительный, наряженный в великолепный костюм, и с традиционной маской на лице.

— Это чудовище? — с ленивым интересом спросила Му Ваньцин, прихлебывая чай.

— Что? Где? — ошарашенно заморгал Шэчи. Проследив за взглядом подруги, он удивлённо ответил:

— Нет, милая, это же Гуань-ван[1].

— Гуань-ван? — удивилась девушка не меньше него. — Тогда почему он столь странен видом? Все эти черные и красные полосы на лице делают его более похожим на некоего тигриного демона.

— Ну, краснота его лика показывает, что он полон мужественности и юношеской бодрости, — задумчиво ответил юноша. — А черные полосы — его прекрасная борода, усы, и брови.

Оперная маска Гуань Юя, введшая Ваньцин в заблуждение

Актер, изображающий Гуань Юя, неспешно повернулся вокруг своей оси, плавно взмахивая богато украшенным «мечом ущербной луны», и запел, протяжно и переливчато, о скорби, вызванной разлукой с побратимами, и о неуклонном следовании братскому долгу.

— Разве Гуань-ван был евнухом? — заинтересовалась Му Ваньцин. — Помнится, он наплодил целую толпу детей. Или его тонкий голос тоже должен что-то значить, как и эта странная раскраска на лице?

— Я как-то не задумывался об этом, — признался Шэчи. — Во всех постановках «Дороги через пять перевалов», что мне случалось видеть, как ваньских, так и северных, голос Гуань-вана был столь же тонок.

— Верно, древние сказания знакомы этим актерам лучше, чем мне, — промолвила Ваньцин, отставляя пустую чашку, — и они не стали бы намеренно лгать о подобных вещах. Но как же тогда быть с детьми Гуань-вана? Неужто все они были приемными?

— Гуань Пин точно был приемышем, — уверенно заявил Инь Шэчи. — Насчёт остальных не помню. Мудрец Ло не уделил им много внимания в своем великом труде[2].

— Гуань-ван был военачальником, и получил в боях множество ран, — начала строить догадки Му Ваньцин. — Может статься, одна из них пришлась в то место, о котором не упоминают в приличном обществе.

— И правда, — подхватил ее мысль Шэчи. — А его жены могли и не хранить верность своему господину. Когда муж вечно пропадает в разъездах, походах, и боях, следуя долгу побратима, всякое может случиться в тишине спален и укромных комнаток, — юноша и девушка дружно захихикали, внимая оперной постановке с новым интересом. В свете странного предположения Ваньцин, воспетые в «Дороге через пять перевалов» поединки Гуань Юя с генералами коварного владетеля Цао Цао вызвали у молодой пары множество не менее странных замечаний.

Досмотрев представление, Шэчи и Ваньцин покинули гостиницу, и неспешно двинулись по цзянъянским улицам, обмениваясь впечатлениями. Сегодня, они не спешили возобновлять вчерашние поиски-расспросы, без слов решив прогуляться, наслаждаясь утренней прохладой и компанией друг друга. Городской шум ещё не набрал полной силы — крестьяне с их волами, тянущими на рынок повозки с товаром, все ещё месили пыль ведущих к городу трактов; лоточники раскладывали свой товар, готовясь к громкой торговле и протяжным зазываниям; большинство горожан мирно вкушали утреннюю пищу дома, или же в харчевнях. Лёгкая дымка тумана окутывала изумрудные вершины лесистых холмов, что высились на окраинах города, а крыши домов отбрасывали на мостовую длинные тени, даря защиту от палящего солнечного ока.

Шэчи остановил уличного торговца, бодро топающего на свой ежедневный промысел, и обменял горсть медных монет на несколько палочек с засахаренными ягодами, которые немедленно вынул из соломенного снопа на плече продавца сластей, и преподнес Му Ваньцин. Та отблагодарила юношу нежным поцелуем в щеку, приподняв для этого вуаль, и они продолжили свою беззаботную прогулку, и задушевную беседу.

Когда их путь преградила угрюмая группа молодых людей, Инь Шэчи неподдельно удивился. Вставшие у них на дороге юноши не могли быть стражниками, настигшими убийц госпожи Жуй и ее соратницы Пин — одежда неизвестных была простой, дешевой, и разномастной, по большести состоя из скверного качества хлопковых халатов. Не были они и странствующими воинами, что имели бы некое дело к Ваньцин — их движения и осанка выдавали людей если и причастных к воинским искусствам, то не слишком прилежных в их изучении. Для разбойников, нападение средь бела дня,