Год - на всю жизнь[повести] - Каушут Шамыев Страница 2

— Слушаю.

— Что? — растерялся я, не зная, с чего начать.

— По какой специальности хочешь работать?

— Разницы нет…

— Молодец, — то ли одобрительно, то ли насмешливо (я не понял) заметил начальник. — Но чему-то тебя учили?

— Если одобрите, я разнорабочим готов…

— Вот как? — Он снял очки, его бесцветные губы тронула усмешка. — Разнорабочим, говоришь…

— Да.

— Значит, провалился на экзаменах в вуз, домой ехать стыдно и пришел на стройку… Правильно, да?

— Так.

— И надолго?

— Год-то уж точно, а там видно будет…

— По-онятно, — протянул начальник. — Не ты первый, не ты последний… Но предупреждаю: не вздумай через месяц-другой, увольняясь, требовать трудовую книжку.

Лучше скажи сразу — не станем заполнять ее, не будем портить важный государственный документ. Нет у меня лишних книжек!

— Не сомневайтесь, я обещаю…

— Поверю на слово. Но смотри!.. И вот что еще… Общежитие сможем предоставить лишь через два-три месяца, пока свободных мест нет. А направлю я тебя в бригаду каменщиков. Начнешь там, обвыкнешь, после видно будет… Приступить к работе должен с завтрашнего дня, сейчас тебе выпишут направление. Запомни: третий участок, третья бригада. Мастер-бригадир Суханбаба́ев.

* * *

Когда мы подошли к автобусной остановке, Ыхлас ободряюще потрепал меня по плечу:

— Не дрейфь, Солтан, дело сделано! Теперь ступай к своим родственникам, расскажи им все как есть. Иль не разрешат временно пожить у них? А нет — так приходи к нам в общежитие. Хоть нас пятеро в комнате, но в тесноте, да не в обиде… Приткнешься как-нибудь! Ребята у нас с понятием, не выгонят. Ну, пока! Вечером жду в парке…

Ыхлас вскочил в подошедший автобус, а я остался на остановке. Длинные скамьи павильона были пустыми. Чтобы собраться с мыслями, присел на одну из них. Вчера еще я, забрав документы в приемной комиссии института, как не набравший нужного количества «баллов», не знал, куда себя деть, что же делать теперь… А сегодня вот — я рабочий! Так сразу…

Сердце мое радостно колотилось.

Мне действительно совестно было возвращаться в аул. Лучший ученик школы, никто даже не сомневался, что я поступлю в вуз («Уж кто-кто, а Солтан непременно станет студентом!..»), и на́ тебе: тройка по сочинению, потом еще одна тройка — на экзамене по истории… Не собрался как следует, или все-таки впрямь мои знания ниже институтских требований?

И твердо сказал себе: пока не стану студентом — в аул не приеду. Но куда было идти, в какую дверь стучаться?

Бесцельно шатаясь по городу, случайно повстречал земляка… Вот его, Ыхласа.

И случайная встреча обернулась счастьем.

Ыхлас — он на два года старше и третий год уже живет здесь, в Ашхабаде, — успокоил меня, а потом повел в отдел кадров…

И теперь я — рабочий! На одной из строек нашей прекрасной столицы республики… Самостоятельный, можно считать, человек.

Я вынимал, разглядывая, то снова бережно прятал в карман листок-направление в бригаду Суханбабаева. И этот шершавый, чуть ли не из оберточной бумаги листочек казался мне удивительно красивым и не сравнимым с любыми другими бумажками: ведь на нем, украшенном жирной фиолетовой печатью, стояла моя фамилия! Не на работу направление — в новую и неведомую жизнь! И так круто повернулось все… Вчера даже не знал о том, что есть на свете мастер Суханбабаев, который готов принять меня, аульного паренька, в свою бригаду. Что это за человек, интересно?

Бежали мои мысли, путались, и к радости, что обрел твердое жизненное место, примешивалась все-таки грусть. При воспоминании об ауле, о всем привычном, что оставалось там и навсегда, как казалось, становилось отрезанным… Было — не будет больше!

Не будет тех беззаботных дней, и мама уже не поднимет утром из постели нежным прикосновением руки: «Сынок, чай остынет…» Старший брат, шофер, не позовет с собой в рейс: «А ну-ка поедем за стройматериалами для новой фермы!..» А как приятно было поиграть с Аза́дом, маленьким сыном брата, моим племянником, держа его за теплые ручонки и помогая сделать ему первые самостоятельные шаги! И мой велосипед теперь сиротливо будет стоять в сарайчике, обрастая пылью и паутиной…

Бывало, поутру или перед закатом примчусь на нем к любимому месту на реке, не сразу бросаюсь в воду купаться, а стою и любуюсь игрой волн, слушаю их загадочный шум… Откуда они бегут, что видели на своем долгом пути, о чем шепчутся меж собой? Потом, поплавав, набив мешок сочной травой (для овец), возвращаюсь домой, и чем ближе подъезжаю к аулу, тем громче, отчетливее гомон детских голосов, перекличка петухов, а пыль, которая стелется за велосипедными колесами, смешивается с сизым дымом тандыров и летних уличных очагов. Какие запахи вокруг! Хозяйки пекут лепешки, варят супы, жарят мясо… Невольно в этот момент чувствуешь, как голоден ты, и знаешь, что заботливо и досыта будешь накормлен мамой. А кто тут, в городе, так ласково позовет к столу?

И далеко друзья… Найду ли себе здесь, в Ашхабаде, новых?

А Ягшылы́к?! Чем занята она сейчас там, в ауле, кто смотрит вслед ей, когда бежит она в магазин или с тяпкой на плече идет пропалывать сорняки на огороде? Я всегда украдкой смотрел ей вслед… А в школе она из своего восьмого класса заглядывала в наш десятый — и, не обращая внимания на насмешливые взгляды девчонок, просила: «Солтан, быстренько реши, пожалуйста, эту задачу, у меня никак ответ не сходится!..» Увидев же меня среди ребят, тайком куривших сигареты за школьным забором, отзывала в сторонку и строго говорила: «Если еще раз попадешься, обязательно скажу директору!» Но конечно же, никому ничего не говорила…

Когда теперь суждено нам будет свидеться?

Те дни ушли навсегда!

Я в городе, я — строитель.

И хорошо ведь это звучит: строитель… Человек, который строит такие вот дома, что тут, напротив автобусной остановки, красиво взметнулись этажами ввысь; который возводит дворцы культуры, кинотеатры, детские сады, кафе; руки которого оставили свое живое тепло на стенах той самой привлекательной чайханы, что зазывно сияет широкими окнами на противоположной стороне улицы. И когда-нибудь я смогу с гордостью показать на здание — например, той же Ягшылык показать, если она приедет в Ашхабад: «Смотри, этот дом я строил своими руками, наша бригада строила…»

Мои думы оборвал старичок с аккуратно подстриженной белой бородкой, присевший на скамью рядом. Он тронул меня за локоть:

— Эй, молодой человек, не задремал ли? Автобус подкатил!

Занятый своими мыслями, я даже не заметил, что на остановке собралось много народу… Как назвал