Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин Страница 13

обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии… перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Белоруссии, Западной Украины»[94]. В тот же день советские войска, уже завершившие развертывание, вступят на территорию Польши и займут Западную Украину и Западную Белоруссию в примерном соответствии с так называемой линией Керзона, то есть «этнографической границей» между ареалами расселения поляков, с одной стороны, украинцев и белорусов — с другой. «Если бы мы не вышли навстречу немцам в 1939 году, они заняли бы всю Польшу до границы», — такое объяснение действий советского правительства несколько десятилетий спустя предложит Молотов[95].

Иоахим фон Риббентроп

1940-е

[Из открытых источников]

27 сентября около 18 часов в Москву прибудет министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп. В 22 часа его примет Сталин. Их беседа в присутствии полпреда СССР в Берлине А. А. Шкварцева и посла Германии в Москве Ф. фон Шуленбурга продлится три часа.

Целью визита, как объяснит сам Риббентроп, должны были стать переговоры по трем вопросам:

«1) Дальнейшее формирование германо-советских отношений.

2) Вопрос окончательного начертания границы.

3) Проблема Прибалтики…»

Сердцевиной первого вопроса стал «английский вопрос». «Настоящий враг Германии — Англия, — заявит Риббентроп, — …и в этой сфере не только полезно тесное сотрудничество Германии с Советским Союзом, но и возможны определенные договоренности… Исходя из совместно проведенного урегулирования польского вопроса, — продолжит берлинский визитер, — Германия и Советский Союз теперь могут рассмотреть возможность сотрудничества в отношении Англии». Для начала Риббентроп предложит принять совместное заявление, «чтобы продемонстрировать перед всем миром сотрудничество между Германией и Советским Союзом и их согласие в принципиальных вопросах внешней политики».

Вернер фон дер Шуленбург

Конец 1930-х

[Из открытых источников]

Перед Сталиным со всей очевидностью замаячит перспектива втягивания в «англо-германскую» войну на стороне Германии. «Таскать каштаны из огня» Сталин не намеревался ни для одной из сторон европейского конфликта. Расписав историю отношений двух государств, Сталин заявит, что содержание декларации необходимо обдумать и обсудить: «Поэтому он, Сталин, даст свой ответ завтра». Подчеркнув, что «Советское правительство никогда не имело симпатий к Англии», Сталин похвалит Риббентропа за то, «что г-н министр в осторожной форме намекнул, что под сотрудничеством Германия не подразумевает некую военную помощь и не намерена втягивать Советский Союз в войну». «Это очень тактично и хорошо сказано, — подчеркнет Сталин и подтвердит: — Факт, что Германия в настоящее время не нуждается в чужой помощи…» Собеседникам станет ясно, что прямым участником развернувшейся на европейском континенте войны Советский Союз быть не намерен. Это подтвердит состоявшийся на следующий день обмен мнениями. В его ходе Сталин выскажет свое мнение о том, что «немецкий проект [декларации] с его указанием на империалистические цели западных держав слишком откровенен и было бы лучше те же самые мысли высказать в более замаскированной форме». Эта поправка покажется Риббентропу настолько серьезной, что ему потребуется согласовать ее с Гитлером, что он немедленно и сделает по телефону. Точно так же Сталин откажется принять немецкую формулировку предусмотренного обмена письмами об экономическом взаимодействии. Он обратит внимание на тот пункт, «где в немецком проекте указывалось о советской экономической поддержке Германии в условиях войны». Сталин и Молотов предложили переформулировать этот пункт, «указав, что Советское правительство исполнено воли всеми средствами повысить товарооборот между Германией и Советским Союзом». И эта поправка будет принята германской стороной. Сталин, как видно, делал все, чтобы избежать интерпретации отношений с Германией как союзнических. Однако, до сих пор продолжаются дебаты о том, как относиться к такого рода маневрированию: как к прикрытию фактически союзнических отношений или, наоборот, как к максимально возможному дистанцированию от подобной их интерпретации.

Так или иначе, но современники из числа официальных лиц Советский Союз стороной-участницей «европейской войны» не считали и его нейтралитет, пусть и «благожелательный» по отношению к одной из сторон конфликта, сомнению если и подвергали, то не публично. Никакой дипломатической изоляции СССР, как иногда об этом говорят, не последовало.

По второму пункту повестки, привезенной Риббентропом из Берлина, касавшемуся «окончательного начертания границы», он подтвердит, что «во время московских переговоров 23 августа 1939 года остался открытым план создания независимой Польши». Будучи уверенным в том, что «самостоятельная Польша была бы источником постоянных беспокойств», и предполагая, что «Советскому правительству стала ближе идея четкого раздела Польши», Риббентроп сделает умозаключение, что «германские и советские намерения и в этом вопросе идут в одинаковом направлении». Сталин повторит тезисы, сформулированные им в беседе с послом Германии в Москве Шуленбургом, состоявшейся незадолго до переговоров: «Первоначальное намерение состояло в том, чтобы оставить самостоятельную, но урезанную Польшу. Оба правительства отказались от этой идеи, понимая, что самостоятельная урезанная Польша всегда будет представлять постоянный очаг беспокойства в Европе». Сталин заговорит прямо о том, «чтобы осуществить раздел Польши», и предложит новую разграничительную линию по сравнению с тем разграничением сфер влияния, которое было согласовано 23 августа. «…Было бы лучше оставить в одних руках, именно в руках немецких, территории, этнографически принадлежащие Польше», — предложит Сталин, ограничив притязания Москвы западноукраинскими и западнобелорусскими землями из состава Польши. Он откажется при этом удовлетворить претензии немецкой стороны в отношении ряда районов, поскольку «эта территория уже обещана украинцам». «Украинцы — скажет Сталин, — чертовские националисты, и они никогда не откажутся от этой территории». Понятно, что не единственно «этнографический принцип» или представления об «исторической справедливости» двигали Сталиным. Немцам он наотрез отказался отдавать нефтеносные земли в районе Дрогобыча и Борислава. Сталин и Молотов, кроме того, займут жесткую позицию, потребовав отнесения к советской сфере интересов территорий Литвы, входивших в состав Польши, в обмен на отказ от больших по площади и населению «этнографических территорий», заселенных поляками. Настояв в конечном итоге на своем, Сталин сделает Виленский край предметом торга с литовской стороной на переговорах осенью того же 1939 г. о размещении там советских воинских контингентов. Особые отношения с Литовской республикой, на которые мы уже обращали внимание читателя, выразятся в передаче Литве ее нынешней столицы Вильно (Вильнюса) и прилегающих территорий.

По третьему — «прибалтийскому» — пункту переговоров Риббентроп заявит, что Германия, которая «в настоящее время находится в состоянии войны… приветствовала бы постепенное решение прибалтийского вопроса». Германская сторона запросит, «как и когда» советское правительство «собирается решить весь комплекс этих вопросов». В решении этих вопросов, подчеркнет Риббентроп, «советское правительство ожидает с нашей стороны ясного согласия с его намерениями». Сталин, не намеревавшийся ни у кого испрашивать согласия, тут же поправит берлинского визитера: «Мы