Время Героев - Робин Эванс Страница 7

Он чувствовал, что и сам такой же, как они. Брошенный родителями в младенчестве, забытый самим Создателем слабый ребёнок.

И каждый раз к каждому человеку подходил священник. У него с лица никогда не сходило слабое подобие улыбки, а глаза были как у старца, прожившего больше сотни лет. Каждый день он видел чужую боль и улыбался каждому пришедшему, который искал утешения в стенах храма. Несчётное количество раз он обнимал и успокаивал людей, которым казалось, что никто не сможет их больше ни обнять, ни успокоить. Потом он читал вместе с ними молитвы и сидел так долго, сколько это было нужно.

И каждый пришедший в храм уходил из него с искрой надежды. С утешением.

Аарону хотелось быть таким же лучом света в этом загнивающем от ненависти и злобы мире. Он пообещал, что тоже станет священником в будущем.

Но в тот момент он был всего лишь обычным ребёнком, росшим во враждебных к нему условиях. Часто сбегал с занятий, отлынивал от работы… И часто врал, чтобы выгородить себя или своих единственных друзей.

Когда в очередной раз прислужница храма поймала мальчика на лжи, она, вопреки ожиданиям, только рассмеялась.

— Ты ведь хочешь всю жизнь служить Создателю, ведь так? Ты часто об этом говорил.

Мальчик смущённо кивнул.

— А ты знал, что Создатель не терпит лжи? Это один из самых величайших грехов. Чтобы приблизиться к его свету, тебе нужно перестать врать, Аарон. Понимаешь меня?

Аарон понял. С тех пор он никогда и никому не врал.

* * *

Когда парень вышел к Дариэлю, тот не узнал брата. Зарычав, монстр накинулся на Аарона, сбив с ног и впившись острыми когтями в тонкие плечи. В глазах помутнело от резкой боли, на землю ручьём потекла густая тёмная кровь.

Дариэль был хищником, поймавшим свою добычу.

— Послушай… — Язык плохо слушался от подступающей тошнотворной паники и боли от вошедших в плоть когтей, — послушай, Дариэль. Это ведь всё ещё ты, правда? Отпусти меня, будь сильнее этой чертовщины, что с тобой сделали. Отпусти, выслушай.

На секунду ему показалось, что железная хватка ослабла, но лишь на секунду. Два немигающих ярко-жёлтых глаза уставились в лицо.

— Я не злюсь на тебя, правда. Я хочу тебе помочь. Просто… Борись с этим, ты сможешь. Я не знаю, что произошло, когда я отошёл, но прости, что оставил тебя, я не знал, что так выйдет, правда. Прости.

Монстр склонил голову на бок. Кажется, он действительно слушал.

— Мы с тобой справимся с этим. Пойдём в Кельитас, как и планировали, найдём этого Феникса. Он тебе поможет. И я помогу. Не знаю, что случилось, но это не твоя вина, наверное, в медальоне была тёмная магия, которая теперь на тебя действует. Мы придём в Кельитас и засунем её обратно в медальон. Вытащим из тебя, понимаешь? Ты снова станешь обычным человеком. Нормальным. Будем жить как раньше — ты и я.

Дариэль зарычал, обнажив клыки.

— Хорошо, можно без меня. Будешь жить один. Но нормальной жизнью, да? Всё будет хорошо. Мы справимся. Тебе помогут. Ты не злой, ты всё ещё мой брат и я люблю тебя. Давай только… Успокойся, ладно?

— Ты меня боишься? — прорычало чудовище.

— Нет.

— Ты врёшь?

— Ты же знаешь, я никогда не лгу.

Он лгал.

* * *

Дангер помнила обещание бежать подальше, если что-то пойдёт не так, но выполнить его, когда реально всё пошло не так, она не смогла. Затаившись в кустах, она напряжённо смотрела на жалкие попытки Аарона достучаться до брата. Последние слова парень уже не говорил, а бормотал вполголоса, едва слышно. Наконец, он затих. В образовавшейся тишине можно было расслышать тяжелое дыхание Дариэля и бешеный стук сердца самой Дангер. В голове бился приказ Аарона, к словам которого она привыкла прислушиваться с детства, как к словам самого старшего и умного среди них троих. Обычно его указания она не оспаривала.

Однажды по их поселению пошли слухи, что рядом зверствует банда убийц. Дангер было десять лет.

Они сидели, прижавшись друг к другу, на чердаке, что часто служил им убежищем от внешнего мира. Девочка плакала, вглядываясь в каждый тёмный силуэт, что ей мерещился. То и дело казалось, что сейчас к ним ворвутся эти убийцы.

— Дана, — ласково сказал мальчишка, обнимая подругу за плечи, — ничего с тобой не случится, обещаю. Мы тебя защитим, — он покосился на Дариэля, преспокойно дрыхнущего прямо на полу, подложив под голову свой рюкзак с учебниками, — оба защитим. Ты мне веришь? Ни о чём не переживай.

Девочка шмыгнула носом.

— Верю. Только ты не очень похож на защитника.

— Зато я умный. А Дар сильный. Вдвоём справимся. Я буду его координировать, — мальчик усмехнулся, — но раз я главный мозг нашей команды, то и ты должна будешь меня слушать. Если скажу тебе бежать — беги и не оглядывайся. Если я так скажу, значит, так будет нужно. Запомнила?

Маленькая Дангер кивнула. Спустя какое-то время она спокойно заснула, уткнувшись мокрым от слёз лицом в плечо лучшего друга.

«Если скажу тебе бежать… Беги…» — шептала Дангер, вдруг припомнив этот страшный для неё вечер из детства. «Идиот, как же я могу теперь убежать? Воины от опасности не бегут.»

Сейчас, смотря на потерявшего сознание, истекающего кровью Аарона и нависшее над ним чудовище, что было когда-то её другом, с которым они подкидывали лягушек в рюкзаки других детей, она поняла, что если сейчас снова сбежит от них, то никогда больше не сможет себя простить.

И девушка вышла, сжимая рукоять тонкого меча, не давая себе времени подумать и передумать, быстрым и твёрдым шагом понеслась вперёд, совершенно не представляя, что будет делать дальше.

Дариэль её заметил. Он медленно выпустил наконец тело Аарона из когтей и отошёл от него, увидев в девушке свою новую жертву. Однако, чем ближе она подходила, тем больше была заметна нерешительность и какое-то замешательство на искаженном лице монстра. Он принюхался, словно это помогло бы ему лучше разобраться, что за человек перед ним возник.

— Дар!

Казалось, он был действительно удивлён таким появлением. Но тут же эта эмоция снова сменилась на бесконечный гнев. Дариэль зарычал и приготовился к прыжку…

… Дангер успела лишь вскинуть оружие в оборонительную позицию в надежде закрыть хотя бы лицо. Она не успела ничего, она оказалась тоже бесполезна! О Создатель, как это было глупо и бессмысленно, просто безрассудством было без плана бросаться на поле боя.