Тринадцатый бог. История одного Зла - Галина Геннадьевна Черкасова Страница 55

Отчаяние путало мысли, от усталости кружилась голова. Глория теряла силы. От ударов сердца ныла грудь. Она плутала по лабиринтам Диеннара и всё время сворачивала не туда. Уже смеркалось, когда юная донна Нильянто на негнущихся ногах, наконец, нашла дорогу. Опершись о стену, она замерла, чтобы перевести дух, и меж домов увидела дворец Нильянто. Глубоко вздохнув, Глория сбросила морок и, ощутив прилив сил, смело двинулась вперед, навстречу судьбе. Она ослушалась отца и готова была принять наказание.

Мессер Нильянто лишит её титула и обречет на вечное созерцание смерти. Это лучше, чем носить, как клеймо, имя предателей короны.

У главных ворот стражник, что-то хмуро высматривающий слева от себя, не сразу заметил её, а когда увидел, вытаращил глаза и разинул рот.

— Донна…

Глория остановилась перед ним и произнесла неузнаваемым, хриплым голосом.

— Отведите меня к моему отцу.

В кабинете мессера Нильянто свою госпожу ждала заплаканная служанка. Она стояла на коленях перед столом главы дома и, опустив голову, тихо всхлипывала. Когда Глория появилась в дверях, девушка дернулась было к ней, но, оглядев девочку, замерла и прикрыла рот ладонью.

Глория не сводила глаз с отца. Мессер Нильянто поднялся. На вид он был совершенно спокоен.

— Я же сказал, она вернётся, — заметил он, чуть повернувшись в сторону окна. И только тут Глория увидела мать. Монна Нильянто стояла за занавеской у балкона и округлившимися глазами смотрела на дочь.

Глория провела рукой по запачканному кровью лифу платья.

— Я готова, отец, — она вскинула голову, ощущая гордость за свою смелость. — Готова сбросить с себя твоё имя.

Монна Нильянто сдавленно вскрикнула.

— Лори, что ты несешь!? Опомнись!

Но Глория смотрела только на отца.

Мессер Нильянто покачал головой и, вернувшись в кресло, уронил одно-единственное слово.

— Жаль.

Знать не выносила наказание на обозрение толпы. Публичность подразумевала, что за унижением отпрыска будут наблюдать исключительно обитатели дома, от мала до велика. Во внутреннем дворе расчистили пятачок, врыли высокий столб с перекрестьем у основания. Мессеру Нильянто нужно было всего лишь достать плеть.

Об этом Глории рассказывала бедная служанка, в одночасье лишившаяся и госпожи, и работы. Глория не слушала её. Она сидела перед зеркалом и медленно расчесывала волосы.

— Донна, сплетники уже разнесли весть, что ваш отец готовится сотворить с вами, — девушка, обхватив руками свои худые плечи, полными слез глазами смотрела на девочку.

— Завтра… После… Вас повезут в храм Восьмого бога… Вы… Народ…

Скрипнула дверь. В комнату зашла мать.

— Пошла вон, — бросила монна служанке. Та, всхлипнув, выскочила в коридор, а мать продолжила. — Глория, ты слишком далеко зашла. Извинись перед отцом, и он тотчас все отменит.

— Я не хочу.

Монна Нильянто встала у зеркала и, опершись рукой о тумбу, склонилась над дочерью.

— Ты ведешь себя как маленькая, капризная дурочка. Ваша перепалка — просто смешна. Не позорь себя и отца.

Глория молча продолжала расчесывать волосы.

— К кому ты ходила, дочь? За кем бежала из дома?

На этот раз тишина как ответ не удовлетворила монну Нильянто. Она схватила Глорию за запястье и с силой дернула в сторону. Девочка покачнулась и чудом удержалась на стуле.

— Отвечай мне, маленькая ослица!

Глория без страха посмотрела в глаза матери. Та отшвырнула её руку и сорвалась на крик.

— Ты не понимаешь, на что идёшь! У тебя сейчас есть все, дура! И что ты…

Монна Нильянто замолчала и обернулась. В дверях стоял Клавдий. Мать часто заморгала и рассеяно кивнула ему. В черных глазах служителя Восьмого бога не отразилось ничего.

— Маэстро…

— Выйдите, монна.

Мать в последний раз с негодованием глянула на дочь и, обойдя гостя, покинула комнату, хлопнув дверью.

Клавдий прошёл вперед. Его шаги были бесшумны, только наконечник посоха с глухим стуком опускался на ковер.

Глория отложила расческу и закрыла глаза, а когда открыла их, дядя стоял за её спиной ровно так, что в зеркале отражалось не только его лицо, но и навершие посоха — острый серп.

— Известно ли тебе, что завтра ты станешь слугой Восьмого бога?

Глория не смогла вытерпеть его взгляда и опустила глаза.

— Да, маэстро.

— Известно ли тебе, что завтра ты станешь моей слугой?

Слёзы закапали на скрещенные на коленях ладони. Клавдию Глория противостоять не могла.

Никто не мог.

— Ты будешь омывать тела умерших. Смывать кровь, грязь, гной, срезать наросты и залеплять раны. Ты будешь заправлять кишки в распоротые животы, ты будешь вынимать раздробленные кости из-под разорванной кожи. Ты помнишь молитвы? Ты чувствуешь запах смерти?

Глория закрыла лицо руками. Её плечи затряслись. Клавдий продолжал.

— Не так страшна загробная жизнь как та, что ей предшествует. Да славится Восьмой бог, — он замолчал, ожидая ответа.

Глория зажмурилась, скривила губы, давясь рыданиями, и медленно, пошатываясь, поднялась. На мгновение она заглянула в черные глаза маэстро, а потом, как сломанная кукла, рухнула перед ним на колени и склонила голову.

— Да славится Восьмой бог…

Клавдий положил тяжелую ладонь на голову племянницы.

— Да будет так.

Он резко развернулся и плащом задел её плечо. Его посох застучал по ковру, отсчитывая последние мгновения, за которые можно было все исправить. Глория не сдвинулась с места. Когда дверь за Чёрным Скорпионом закрылась, юная донна Нильянто повалилась на ковер и сдавлено, глухо зарыдала.

Она проплакала всю ночь, а к утру слёзы высохли. Служанка принесла ей длинную серую сорочку и хотела помочь переодеться, но Глория выгнала её и потом долго сидела одна, комкая в руках тонкую, полупрозрачную ткань.

В дверь постучали.

— Донна, пора.

Её, как преступницу, вели стражники. Глория не знала, надо ли ей снимать туфли и распускать волосы, поэтому туфли оставила, а волосы заплела в косу. В доме царила тишина, как в послеобеденные часы, зато с улицы доносились крики и гомон. Когда её вывели на внутренний двор, она пожалела, что не распустила волосы — так хотя бы можно было укрыть лицо от любопытных взглядов. Слуги заполонили галереи, но вели себя сдержанно и говорили только шепотом.

Такого представления нынешние обитатели дома Скорпиона не помнили, поэтому сомневались в самой его возможности. Большинству казалось, что мессер Нильянто нарочно разыгрывает сцену, чтобы напугать непокорную дочь. И лишь те, кто хорошо знал своего господина, понимали, что он не шутил.

Перед входом во дворец возвышался небольшой помост, на котором стояли