Забытое заклятье - Елена Комарова Страница 46

Вслед за классиком Вальтер Хельм мог бы воскликнуть: «Что за тяжкое дело быть отцом взрослой дочери!» Впрочем, классиков прославленный кондитер читал редко, отдавая предпочтение «Вестнику Танна», столичному ежемесячному журналу «Времена», бухгалтерским книгам, техническим документам и сборникам кулинарных рецептов. Последние господин Хельм читал с особым усердием, также планируя написать собственную кулинарную книгу. Он даже несколько раз брался за перо, но, как ни старался, мысль уводила его далеко за пределы ингредиентов и кастрюль, в итоге получалось нечто далеко не кулинарное, а иногда даже с детективным сюжетом.

Друзьям было объявлено, что Валентина по личной просьбе госпожи де Ла Мотт сопровождает ее племянницу в Ранкону. Собственно, это была чистейшая правда – по крайней мере во второй половине утверждения.

– Я всегда считал, – сказал Хельм, готовясь ко сну, – что мои дети слишком хорошо воспитаны, чтобы ставить семью в неловкое положение.

– Времена изменились, дорогой, – мягко заметила его супруга, присаживаясь за туалетный столик. – Современные девушки самостоятельно путешествуют, поступают в университеты, выбирают себе мужей и на все имеют собственное мнение. Это называется эмансипацией.

– Возмутительно! – воскликнул кондитер. – А потом они захотят носить брюки, участвовать в управлении государством, и в конце концов мужчина перестанет быть непременным условием для зачатия ребенка! Куда катится мир!

Госпожа Хельм улыбнулась и потянулась к баночке с кремом. Она растила четверых детей и помогала супругу, но никогда не забывала, что за порогом дома начинается Гернский тракт. Просто, говорила она, некоторым довольно детских мордашек, воскресных семейных обедов и встреч в Обществе друзей природы, а другим мало и целого мира. Она ни на миг не сомневалась, что Валентине не понравятся отцовские планы на ее будущее. А госпожа Хельм редко ошибалась в предположениях, когда речь заходила о представителях их семейства, пятерых из которых (включая супруга) она воспитывала вот уже более двадцати лет.

«К гадалке не ходи, Тина выдумает что-нибудь», – размышляла она, наблюдая за старшей дочерью, которая с мрачной решимостью укладывала пирожные в специальные коробочки. Обрывки упаковочной бумаги летали по всей комнате. Когда она украдкой заглянула в комнату дочери, то обнаружила под кроватью ковровую сумку, а на камине – подозрительно опустевшую копилку. «Я навещу Винни Дюпри, мама», – сказала после завтрака Валентина. «Надеюсь, ты проведешь время с пользой», – ответила мать, не сомневаясь, какой будет следующая новость о ее малышке.

– Марта, – господин Хельм потянулся к трубке, рассеянно повертел ее в руках. – Валентина сведет меня с ума!

– Чушь, мой дорогой. Тебя не способны свести с ума даже твои бухгалтерские книги. И потом, ты ведь знаешь Тину…

– После выходки этой девчонки я уже не могу сказать, что знаю, на что способны собственные дети. На всякий случай надо подержать Катрин под домашним арестом. И написать в школу, чтобы присматривали там за мальчишками.

– Вальтер, дорогой… – запротестовала было госпожа Хельм, но умолкла. Спорить с мужем было бесполезно.

– Я поеду в Ранкону или куда там сбежала эта девчонка, – сказал супруг, решительно запирая трубку в секретер. – И привезу ее домой. Завтра же и поеду.

– Разумеется, дорогой, – кивнула Марта, – правда, у тебя завтра очень важный обед с господином Тронквистом.

– Вот черт! – господин Хельм с досады так дернул воротник пижамы, что верхняя пуговица отлетела и, подскакивая, покатилась по полу. – Я не могу допустить, чтобы этот напыщенный индюк Ришар опередил меня.

Марта Хельм поправила ночной чепец и незаметно подмигнула своему отражению в зеркале. В конце концов, надо дать девочке шанс посмотреть хотя бы кусочек мира. Какой смысл убегать из дома, чтобы вернуться буквально через день? А супруг и сам в глубине души знает, что ничего серьезного за несколько дней самостоятельной жизни с Валентиной не случится – в противном случае он бросился бы в погоню незамедлительно.

Заключив вожделенную сделку прямо под носом у конкурента, господин Хельм отправился на поезде в Ранкону, от души надеясь, что его кратковременное отсутствие не нанесет непоправимого ущерба делам.

В столицу он прибыл на четвертый день после побега Валентины, нанял экипаж и вскоре уже звонил в дверь дома госпожи де Ла Мотт.

– Чем могу быть полезен? – спросил Жак Фебре, являя свои усы взору кондитера.

– Я Вальтер Хельм. Мне нужна моя дочь.

– Сожалею, господин Хельм, но вашей дочери здесь нет, – сказал Жак.

– То есть как нет?! – довольно хладнокровно для своего положения спросил господин Хельм. – Она сбегает из дома, я бросаю все дела, мчусь вслед за ней, и оказывается, что она снова улизнула?!

– О, сударь, – Жак гордился своим умением оценить человека по внешнему виду, и в данном случае вид господина Хельма Жаку весьма и весьма не понравился, – пройдите в дом, прошу вас. Я постараюсь дать все необходимые пояснения.

И господин Хельм, со всем возможным комфортом устроенный в малой гостиной, получил исчерпывающий, насколько это было возможно, ответ на свой вопрос.

– Госпожа Хельм и графиня Дюпри, – сообщил Жак, кивая Веронике, чтобы та поставила поднос с принадлежностями для чая на стол, – не далее, как сегодня утром покинули Ранкону.

Из горла гостя вырвался рокочущий звук.

– Куда они поехали? – спросил он, справившись с эмоциями.

– Я лично приобрел для них билеты первого класса на скорый поезд до Тера, – ответил Жак. Вероника хлопотала возле стола, бросая на несчастного отца сочувственные взгляды. – Должен сказать, сударь, что более мне ничего не известно.

– Ужас, ужас, – сокрушенно вздохнул кондитер и откусил кусочек щедро политого шоколадным соусом кекса. – Хм, почти как у нас дома, – сказал он чуть погодя и с профессиональным интересом посмотрел на Веронику. – Сударыня, превосходно. Уж я понимаю толк в подобных вещах.

Вероника зарделась от удовольствия.

– Ах, сударь, – сказала она, – позвольте заметить: мне бесконечно жаль, что вы разминулись с Валентиной. Она очень, очень милая девушка.

Хельм задумчиво кивал, отправляя в рот новую порцию.

– Они оставили адрес, по которому направляются? – спросил он некоторое время спустя.

– Увы, сударь, – сказал Жак.

– Они не говорили, зачем едут?

– Увы, сударь.

– Ничего? Ни слова, ни намека?