Древнее сокровище - Зинаида Порох Страница 44

— И часто ты у него бываешь? — полюбопытствовала Арония.

— Дык вот лет восемь назад и был — как Белоглазы хату Акимову продать надумали. Спрашивал у него, чо мне теперя, сиротинушке, делать? Уйти отселева вовсе или дале хату Акимову беречь? Он ответствовал справедливо. Мол — хата твоя с добрым хозяином была — честным служилым, за родину пострадавшим, жаль её бросать. Так што оставаться б мне в ней надоть. И никому житья не давать до той поры, пока сызнова не сыщутся добрые хозява. Об их и заботиться. А не найдутся, так уж тогда и Акимовой хате вовсе конец. Нечего всякой шушере там располагаться. Я всё по его слову и сделал. Пока вы со стар… с Полинкой здеся не заявились, всем прихожалым чих-пых давал. А о вас забочусь вот! — кусанул он от сырника и запил чаем.

— Ага. Помню я, как ты о нас заботился. Чуть бабулю вовсе не ушатал — полами качающимися.

— Дык а чо ей сдеялось? Крепкая ишо ста… Полинка. Я ж её на то и спроверял! Шоб здоровше была! — вывернулся Михалап.

— Ну, допустим, моя бабуля кремень оказалась. На своё счастье. И что проверку прошла без урона, радует, — усмехнулась девушка, отхлёбывая чай. — Считай, за это я тебе и дала трёпку, Михалап.

Тот только ухо потеребил — до сих пор ещё зудело, наверное. Ведьмы они такие — надолго науку внушают.

— Ладно, проехали! Ну так что там присоветовал тебе Старинушка в этот раз? — перешла к делу Арония.

— Дык поначалу ничо и не присоветовал. А сперва мы с ним совет держали, — солидно проговорил домовой.

Важничал, наверное, реабилитируя своё ухо, к которому от некоторых не было оказано должного уважения — как положено домовикам, о чём так сожалел Старинушка.

— О чём совет ваш был? — вздохнула девушка.

— О вас, о людях! Такие дела у нас да со столь уважаемым домовиком с наскоку не делаются! — значительным тоном пояснил Михалап. — Я его сперва ввёл в курса, обсказал ему всё про вас, своих новых жиличек. Он вас одобрил и сказывал, что вы — не шелупонь какая.

* * *

Арина хмыкнула.

— А шелупонь это кто? — спросила она. — Ну и словечко!

Подходящще словечко! — заявил домовой и пояснил: А каково им ищщо прозвание-то дать? Хучь внукам Белоглазам, што про своё казачество забыли да родовое гнездо отдали за полгроша? Пропойцам всяким, што последнего умишка из-за рюмки лишаются? Тем, кто в дому грязи разводит? Все оне — без царя в голове и без совести в душе! Вы — добрые хозяевà, — солидно заметил Михалап. — У хате завсегда порядок, род свой почитаете. А Полинка вон и вовсе с хороводницами ходит по собраньям да сходкам — с плясками. Людей радует, а инши бабёнки токо и знают на лежанках отдыхать, да смириалы глядеть. Честь ей и хвала за это — затейница! Хучь и подношенная ужо, но бодрая и к людям с душой. Опять же ж, ты — хучь и молода ищщо, а башибузуков ужо споймать подмогла, людей вовсе чужих от смертушки выручила. Я ж слухал всё, когда ты разговоры вела со ста…, с Полинкой. И пластунство теперь вот знашь — древнючую драку воспряла сызнова! А ить её тебе твой батько передал, от граней вышедший — не кажному таковой почёт оказывают. Да и тебе это на пользу ведь! Шелупони оно б токо во вред пошло: грабить да убивать спочали б, деньгу неправедну зашибать. С краденного. Тьфу! — смачно плюнул он, предварительно хорошенько прожевав и проглотив кусок булочки.

Арония даже загордилась немного — сам Старинушка её одобрил! И бабулю-танцорку — тоже. А она ведь считала её бальную студию блажью. Но Старинушка всё правильно рассудил — действительно мудрый домовой.

— Енто Ратобор — вот он самая што ни на есть шелупонь и есть. Ну, об ём дело впереди, — продолжил домовой, прихлебнув ещё глоточек чая.

— Так поскорее уже давай! — не выдержала Арония. — Про Ратобора!

— Погодь, не торопи! — важно поднял тот мохнатую руку. — Мы со Старинушкой два самовара чая выпили — с плюшками, пока всё это дело обмусолили. А я вот за одну кружку должон успеть тебе усё докласть, — кивнул он на свою пустую чашку. — Эт те не бирюльки катать!

— Сейчас добавлю! — спохватилась Арония и долила ему заварки — из заварника, и кипятка — из электрочайника, стоявших на тумбочке. Сахару он сам сыпанул — ложек шесть.

— Так вот — попросил я у его помощи, — одобрительно поглядывая и хлебнув из чашки, продолжил Михалап. — Мол, чо тебе, Старинушка, вопче звестно про Ратобора? Ты живал ить в то время. Хочу енто вызнать, чтоб моей молодой жиличке — ведьме Аронии, с им конфуза не было. А то сватает.

— Я не ведьма я — ведающая, — поправила его девушка.

— Для меня то едино яйцо, только сбоку! — отмахнулся домовой. — Така ведающая, што ухо ей не подставляй! — припомнил он. — Так вот, и говорю я Старинушке, мол, чьих Ратобор кровей да чем кормится? Хотя я и сам дотоле слыхал, что башибузук он знатный. С краденного живёт, совесть у его щербата. Но что моё слово? Олово! А у Старинушки — золото. Мало ль — вдруг я чо напутал? Моя ж память похужей, чем его. И тут Старинушка такое мне понарассказал, что я ужо и не знаю, как быть… — почесал домовой всё ещё пыльную и стоящую дыбом после драки шевелюру. — И как мы с тобой, Аронеюшка, с ентого дерь… с неприятностей живыми-то выберемся? — загорюнился он. — Жаль таку жиличку ентому чорту беспонтовому отдавать!

— Да не тяни ты, Михалап! Не отдадимся! — поторопила его Арония. — Что тебе Старинушка понарассказал?

— Шо ты подгоняшь меня? Не запрягла ишо! — рассердился домовой. — Слухай сюда!

Родом ентот Ратобор, не хухры-мухры — родовитый ён, из древнючих тмутараканских князей Игловичей. Токмо в той княжьей семье Ратобор был высевком, пустой половой. Из трёх братьев два — родительска опора, а он — одни беды. Неслух сызмала, гулеван и вор. Подросши, стал с дурной компанией водиться, голытьбой да разными беглыми, разбоем живущими. А опосля и вовсе в ученики к одному ведьмаку Смугляку подался. Арапу, чи как его. И выучился у него золото абы с чего делать, да клады по оврагам искать. Старинушка гуторит, что Ратобор завсегда хотел богатеть на дурняка. Ведь князья-родители его