Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский Страница 4

- Друг мой, - спокойно, но твёрдо произнёс Волков. – Руку не сохранить. И чем быстрее её отсечь, тем больше её останется.

- Вы? – едва слышно спрашивает Хенрик. – Вы резать будете?

Нет. Нет. Генерал качает головой.

- Я не знаю, как это лучше сделать, - отвечал Волков. – Сейчас мы тронемся и поедем дальше; думаю, к вечеру доберёмся до города и там найдём хорошего врача, – старший оруженосец ничего не ответил, лишь опустил голову и прижал свою руку к груди, и тогда генерал потрепал молодого человека по волосам: мужайтесь, друг мой, и, обернувшись, поискал глазами фон Готта, но так как тому было приказано не отходить от принцессы, он и был при ней, и тогда Волков сказал Хенрику: - Распоряжусь, чтобы вам принесли вина, так выпейте всё, что принесут. Так вам будет легче перенести дорогу.

Теперь он хотел видеть Кроппа. Он нашёлся, как и должно, среди мушкетёров, люди собрались в тени деревьев у самого ручья, прапорщик сидел на телеге и уже жевал что-то, с ним был его дружок закадычный, капитан мушкетёров Вилли. Кропп попытался встать с телеги, но генерал его остановил жестом: сидите.

- Я к вам, Кропп, - говорит Волков.

- Да, господин генерал, – шепелявит, как будто он старик, совсем ещё молодой прапорщик. И неудивительно, одного переднего верхнего зуба у него нет, второй обломан, губы до сих пор опухшие.

Волков хотел сесть, ему было тяжело стоять на этой жаре, он обернулся к одному из стоявших возле телеги мушкетёров:

- А ну-ка, брат-солдат, устрой мне какой-нибудь стул.

- Да, генерал, конечно, господин генерал.

- Шуман, а ну лавку для генерала принеси! – распоряжается Вилли.

Мушкетёры нашли ему в телегах небольшую лавку. Дорфус остался стоять, а Волков уселся, отпил из фляги и, глядя на своего подчинённого снизу вверх, сказал:

- Ну, прапорщик, расскажите-ка, как у вас так с горожанами нехорошо вышло.

- А нашей вины в том никакой не было! – Кропп сразу стал оправдываться и, видно от волнения, шепелявить ещё больше.

Генерал же не стал его успокаивать; то, что люди его, как и любые люди сословия воинского, не ангелы, он знал не понаслышке, так что всякое могло случиться, и посему лишь уточнил:

- Не было, значит?

- Не было, господин генерал, да и когда бы мы что успели, мы заехали в город перед самым закрытием ворот, потом по темноте искали лекаря, едва нашли… - тут он замолчал на секунду.

- Говорите всё как было, прапорщик, – строго произносит барон.

- Ну так я и говорю, как заехали, так ещё таскались по улицам, всё спрашивали у стражи ночной, как нам доктора разыскать, так заплутали в темноте, и пока нашли его, да пока добудились… - тут Кропп развёл руками. – …они и прибежали за нами.

- Кто они-то? – интересуется Дорфус.

- Так стража с офицерами, - отвечает прапорщик. - Три офицера были, один человек невоенный и стражей человек десять, не меньше. И лезут, сволочи, руки крутить. Я им: эй, вы чего? А они мне: с нами пойдёшь; и давай тут ещё лаяться, грозиться. Я им говорю: обождите малость, у меня раненый тут, чего же вы наседаете? А они только яриться начали: упрямиться будете, так ваш раненый тут и помрёт, и вы заодно с ним, псы. Псы на нас сказал. Им и доктор говорил, хороший человек оказался, говорит: этих – ну, это он про меня и товарищей – говорит, берите, а раненого оставьте у меня, он всё одно, мол, не сбежит, слабый он. Так нет же, тот бюргер вонючий, что со стражей был, башкой мотает: нет, говорит, раненого тоже берите; ну, офицерик тогда нам говорит: раненого тоже забираем. И что же мне делать было? Не драться же с ними. Вот Хенрика забрали, в телегу положили и пошли с ними, лошадей они сами вели, нас к нашим же лошадям не пустили. Привели и посадили под замок в одно место, я и не помню, что за место, но стражи там много было и днём, и ночью, топтались за дверью, а кроме нас в холодной никого не было. Там мы и просидели до утра, еды не дали, хотя в телеге была, только воду дали. А утром господа городские собрались, и нас к ним повели.

- И что же хотели эти господа? – спрашивает Волков.

- Ну, сначала интересовались, кто мы такие, я им рассказал: так, мол, и так, говорю, мы люди барона Рабенбурга. Приехали сюда искать лекаря для пораненного. Показываю им на Хенрика. А один из них такой и говорит: и где же он поранился? Я и сказал, что в замке Тельвисов арбалетом его и поранили. А что вы делали в замке Тельвис? Я сказал, что принцессу по велению герцога Ребенрее высвобождали из застенков колдунов. А они мне: а кто же вам дозволил? Да вы разбойники! Я им говорю: да как же мы разбойники, принцесса барона благодарит за изволение. А они на меня кричать: молчи, собака, лжец, вор! Кричат: мы о вас всё знаем, вы замок разграбили, а принцессу захватили в плен! Про твоего Рабенбурга мы справлялись, он известный вор, говорят, мы про него знаем, мол, вы известный в своих краях раубриттер, досада всех соседей. Ну, я тут не сдержался и сказал им, что они сами воры, ну, они велели страже нас бить тогда.

Волков понимал, что тут, вдали от дома, в чужой земле, он и не будет – вернее, не должен – иметь большого уважения, уважение добывается силой; но всё равно, от того, что бюргеры вот так вот, без причины, просто по злобной прихоти стали бить его людей, от осознания этого он почувствовал, как у него начинает наливаться кровью лицо.

Стыд. Стыд от унижения. Вот что это такое было. И было большой глупостью с его стороны, что начал он этот допрос при людях. Все слышали рассказ прапорщика.

Генерал даже щёки потёр руками, не хотелось ему, чтобы окружавшие его люди видели, как он краснеет. А после сухим каким-то, необычным для себя голосом он спрашивает:

- Так они за вами к лекарю заявились? И уже знали, кто вы?