Данияр. Не буду твоей невестой - Мария Зайцева Страница 28

Дрожащими пальцами выключаю экран телефона и подношу к губам. Потом обнимаю Айрика, прижимаюсь лбом к его мягкой шерсти.

— Я вернусь… когда-нибудь. Я обещаю, мой хороший. Когда всё немного утихнет, через пару лет.

Он не знает, что я говорю о прощании. Но смотрит преданно. И ч бы очень хотела забрать его с собой, но не могу. Не сейчас.

Айрик фыркает и облизывает мне щёку, я снова его обнимаю и, несмотря на нервозность, всё же забываюсь в тревожном сне.

________________________________________

Мадина приняла решение... да?

Смотрим огненные арты от Танюши и думаем: верное ли решение?

Глава 23. Побег

Утром у меня болит голова и общая ужасная разбитость. Айрик, словно чувствуя мой настрой и самочувствие, запрыгивает ко мне в кровать, лезет обниматься, он очень любит укладывать мордочку мне на плечо, и дышит взволнованно. Да еще и скулит!

Словно в самом деле понимает, что я приняла решение, что у меня самый серьезный настрой.

Это безумно тяжело: решиться на такой шаг.

Почему-то ночью мне было значительно легче.

Наверно потому, что Натан поддержал, да еще и без сомнений! И сразу выслал билет.

Учитывая, в какой ловушке я все это время находилась, как меня обманули родители, как жестко прессовал Данияр, такая безусловная помощь Натана была, словно глоток воздуха свободы в темнице.

Ночью я почувствовала в себе силы бороться, и надежда появилась, что выбраться смогу.

А вот утро вносит свои коррективы.

Мама еще, как назло, очень тихая, спокойная. Вообще ни слова про вчерашний день, словно и не было его!

Отец вернулся со смены, тяжелая была ночь, сразу лег отдыхать.

И в доме тихо-тихо.

Мама кормит меня завтраком, рассказывает про подругу, к которой сорвалась вчера на ночь глядя, потом о своих планах на день.

Я не слушаю.

Верней, слушаю, но слова как-то мимо пролетают.

Смотрю на нее, спокойную, ласковую, привычную такую… И не могу понять, как это все сочетается сейчас: ее вчерашние слова и ее сегодняшнее спокойствие. Как она может?

Внутри опять все закипает злостью. Возможно, мне было бы легче, если б мама была сегодня отстраненная, пытаясь таким образом показать мне, насколько она недовольна моим поведением, если бы выговаривала мне, или даже просто старалась бы вновь разъяснить свою позицию. Свою и отца.

Но родители ведут себя так, словно вообще ничего не произошло. И мое будущее предрешено. А раз так, зачем это обсуждать?

И с одной стороны мне хочется с мамой поговорить, объяснить ей, что я тоже человек, что я — не послушная кукла, я хочу сама выбирать! И Данияр Байматов — не мой выбор!

И в глубине души, чисто по-детски, мне так сильно хочется, чтоб она поняла! Чтоб услышала! И тогда мне не надо будет никуда уезжать!

Или, если уеду, то не так, не тайком!

А с другой стороны, я жду от мамы каких-то слов. Плохих, хороших. Способных меня шатнуть в ту ли иную сторону.

Я сейчас балансирую на тонкой нити, чуть качни — и упаду.

Куда?

Вперед?

Назад?

Но мама ничего не говорит. Она, наверно, тоже на взводе, боится сорваться, боится ссоры. Мы никогда не ссорились. Вообще никогда.

И сейчас очень тяжело.

Нам обеим.

Когда мама, так и не сказав ничего по поводу Данияра и моего поведения, просто провожает меня в универ, я понимаю, что пути назад нет.

Она меня все же уронила. Своим бездействием.

Почему-то до слез обидно, но я терплю.

Собираюсь в универ, ничего лишнего, кроме паспорта и наличных, которых немного, на самом деле, не беру. Еще есть деньги на карте, их я обналичу в аэропорту.

Долго обнимаю Айрика.

Похоже, он — единственное существо, хоть как-то чувствующее меня.

Он и Натан.

— Я вернусь за тобой, — шепчу я в длинное, взволнованно дергающееся ухо, — вернусь. Прости меня.

После встаю и иду обуваться. У порога мама протягивает мне платок.

— Накинь, милая.

Я смотрю то на яркий платок в ее руках, то в ее лицо.

— Ты — просватанная невеста, лучше ходить в платке, — поясняет мама, словно я не понимаю, зачем она это делает.

Я понимаю.

А вот понимает ли она, что сейчас толкнула меня с тонкой нити окончательно?

Молча я беру платок и накидываю на голову.

Взгляд не поднимаю, ни слова не говорю больше.

И больно так в груди!

— Вот и хорошо, — с удовлетворением говорит мама. Похоже, она ожидала от меня сопротивления, готовилась к нему. И теперь на ее лице — облегчение. — Мы с папой только добра хотим, Мадина. Ты поймешь это.

Я ничего не говорю, просто выхожу из дома.

Мама привычно тянется поцеловать меня в лоб, но я делаю вид, что не замечаю этого.

Мне кажется, что сердце сейчас лопнет от боли!

Сил нет!

Смотреть на нее, слышать скулеж Айрика, в отличие от мамы, понимающего, что происходит, и прощающегося со мной.

В такси открываю электронный билет, присланный Натаном. Сверяю время.

Везде успеваю. Если буду все делать по уму. Если сумею сдержать себя.

Если сердце не разорвется от боли.

В универе стягиваю платок, словно сомнамбула, иду на первую пару.

Алинка радостно улыбается, машет рукой.

И я, повинуясь моменту, сажусь с ней, смотрю в ее милое лицо. Наверно, я больше не увижу ее.

И университет этот не увижу.

Это хорошо? Плохо?

Я не понимаю, эмоции слишком разные, перемешаны в клубок, не разобраться.

— Ты как? — взволнованно спрашивает Алина, — вчера не было тебя, как себя чувствуешь?

— Нормально, — тихо отвечаю я, — а ты?

— А со мной-то что будет? — удивляется Алина.

— Ну… Ты уже смирилась? Что замуж