Хозяйка заброшенной сыроварни - Саша Блик Страница 23

Про тяпку я вспомнила лишь через несколько минут. Пришлось бежать к сараю и снова его вскрывать.

Тяпка, пусть и осталась почти без рукояти, выглядела довольно острой. А мне именно это и было нужно – чуть подрезать корни у основания, чтобы потом было легче обрывать стебли.

— Лисса, долго ещё? — заныл Марик, когда я вернулась обратно.

— Долго, — безжалостно заявила я. — Смотри, предлагаю такую схему…

Дальше работа шла чуточку проще. Марик подрубал корни, я срывала стебель и откидывала в сторону. Стоило бы, конечно, определить место для компоста… но его тоже надо было сперва расчистить!!! А потом ещё и яму выкопать. Так что пока я просто сбрасывала всё в кучу.

Работали мы часа четыре, не меньше. Во всяком случае, по внутренним ощущениям. Правда, солнце за это время не сдвинулось ни на капельку. Да и граница сорняков как будто совершенно не отодвигалась. Только кипа оборванных стеблей росла всё выше.

— Я больше не могу, — призналась я наконец. Бросив в кучу ещё один стебель, я подошла и сама рухнула сверху, раскинув руки. — Они вообще когда-нибудь закончатся?

— Неа, — возразил Марик, радостно бухаясь рядом. — У тебя вон как места много! Можно до осени разгребать!

— Не видать мне картошки, — подытожила я. — Если сажать осенью, точно не взойдёт.

Это если не упоминать, что до осени она у меня скорее всего вообще закончится. Есть-то хотелось каждый день.

— Кстати, а почему ты тяпкой режешь, а не серпом? — поинтересовался мальчик.

— А что, в сарае был серп?..

— Ага! И коса ещё! Кажется, я даже секатор видел. Они чуть дальше от входа лежали.

Я прикрыла глаза. Сил возмущаться не было. Вообще ничего не было. Ну секатор и секатор. Ну был и был. Завтра буду умнее… если доживу.

Тяжело вздохнув, я подняла ноющие руки и страдальчески посмотрела на ободранные ладони. Садовых перчаток у меня, ясное дело, не нашлось (хотя, возможно, их тоже стоило поискать в сарае). А обмотать кисти хоть какой-то тканью я, увы, не догадалась.

Ну ничего, заживут.

— Пойдём, что ли, поедим, — предложила я. — А то я сейчас на кого-нибудь наброшусь.

Каша ждала нас на кухне. Несмотря на жаркий день, в доме царила прохлада, так что она всё ещё была свежей. Я наложила нам с Мариком еды и тяжело опустилась на скамейку.

Мышцы приятно ныли, по телу разливалась слабость. К сожалению, я слишком хорошо знала, что это значит. Завтра я, скорее всего, даже встать не смогу.

— Может, перенесём рыбалку? — малодушно предложила я.

— Почему? — расстроился Марик.

— Боюсь, завтра утром мне будет не до этого. Уверена, всё будет болеть.

— Понятно, — буркнул парень и уткнулся в свою миску. — Хорошо, давай перенесём…

И так мне неудобно стало, что я всё-таки дала заднюю.

— А знаешь… забудь! Если так хочешь, то приходи завтра. Но предупреждаю: меня будет не так просто разбудить. Да и ты… смотри по своему самочувствию.

— Хорошо, — оживился парень. — Но ты не подумай: я обязательно приду! Я очень крепкий!

Почему-то я в этом даже не сомневалась. Жаль, про себя я не могла сказать того же – особенно, в новом теле.

Каша закончилась быстро, и Марик засобирался домой. Тем более, что солнце наконец-то начало клониться к горизонту. Я проводила парня до крыльца и вернулась на кухню. Уселась напротив горшка и заглянула внутрь.

Каши оставалось прилично – минимум на пару порций. Жаль, не рассчитала. До утра испортится, а есть уже не хотелось. Я тяжело вздохнула. Надо будет в следующий раз поменьше готовить.

Я отодвинула от себя горшок и задумчиво уставилась в окно. На улице был виден… бурьян. Много бурьяна. В ровной границе светлела небольшая расчищенная площадка диаметром в пару метров, если не меньше. Прав был Марик: тут до осени возиться.

— Кто бы мне это всё расчистил, — вздохнула я. — Газонокосилка бы подошла…

Я постучала пальцами по столу. Покачала головой. И добавила:

— Ладно, с газонокосилкой я погорячилась. Можно что-нибудь попроще. Корову там, например… — Коровы вообще едят такие стебли? —  Или козу…

Внезапно место, где была набита новая татуировка, пронзило болью. В глазах потемнело. Откуда-то издалека послышалось злорадное блеянье…

Приступ прошёл так же быстро, как и начался. Разве что во рту пересохло. Нащупав стакан, я дрожащими пальцами поднесла его к губам и залпом выпила остатки воды. А затем поднялась и, пошатываясь, пошла к кладовой. Уж не знаю, почему, но на миг показалось, что блеянье доносилось именно отсюда.

8-2

Однако в кладовой было пусто. Вернее, не так. Пусто здесь, разумеется, не было. В тесном помещении дружной кучкой стояли мешки с крупой и картошкой. В центре высился чугунный котелок. На оставшихся двух полках виднелись остатки чистой посуды… кстати, за сутки накопилось прилично грязной. Надо бы её помыть.

Хмыкнув, я сделала шаг вперёд и зачем-то заглянула в котелок. Словно там действительно могло внезапно появиться что-то новое.

Разумеется, внутри ровным счётом ничего не было.

— Померещится же, — пробормотала я и, развернувшись, задумчиво побрела к столу. Присела на лавку. И как-то незаметно доскребла остатки каши прямо из горшочка.

Потом встала. Собрала грязную посуду. Вынесла на улицу – и, слегка морщась от саднящей боли в ободранных ладонях, перемыла всё в тазу. Благо, мыло я нашла ещё вчера. Вернула всё в кухню.

Ещё раз выглянула во двор.

Напротив крыльца темнел бурьян, отбрасывая на стены дома причудливые тени. На секунду показалось, что трава шевелится, и я передёрнула плечами.

— Померещится же, — ещё раз повторила я и покачала головой.

Закрыв дверь, я пошла в комнату. На миг подумалось, что из четырёх дней, проведённых в новом мире, я всего второй раз иду спать своими ногами – надо же. И впервые имею возможность нормально подготовиться ко сну.

Кстати, переодеваясь, я обратила внимание, что татуировка как будто слегка потускнела… А возможно, всё дело было в сгущавшихся сумерках.

— Надо ведь