Мороз.К.О. - мэр Елкино - Лина Коваль Страница 18

Пока Огневы о чем-то шепотом спорят, мы с мэром снова тянемся друг к другу, на этот раз соединяя наши носы. Шутливо бьемся кончиками, и я понимаю: действительно с шампанским пора завязывать, потому что чувствую, как влюбляюсь.

— Дальше я. Так… «Расскажите про вашу первую любовь». Ой как интересно!.. Но у меня особо и не было такого, — Есения пожимает плечами.

— У меня тоже, — поспешно соглашаюсь с ней.

Теперь мы, женский состав, многозначительно переглядываемся. Какая дурочка будет такое даже потенциальному молодому человеку рассказывать? И… даже немолодому!..

Девочки подобные секретики хранят от мальчиков подальше и стирают с них пыль только на встрече с подружками.

— Ну а ты? Расскажешь? — поворачиваюсь и о-очень ласково спрашиваю у Кости.

Он, не чуя опасности, расслабляется, а мы с Есей, как две хищницы, снова переглядываемся.

Капкан захлопнулся!..

Для меня это больше шутка. Мы ведь даже не встречаемся!

— Кстати, ты не поверишь, первая любовь у меня была… медсестра, — вспоминает Костя.

— Ого! — вдруг все в нем раздражает — и огромная лапа на моей ноге, и морщины эти возле глаз. Фу. Просто ужасные.

— Мне тогда лет семь было, и меня в первый раз положили в больницу без мамы. С бронхитом. А там Настя… Как сейчас помню… Коса длинная у нее была, до пояса.

— Ну… Понятно, — скидываю его руку с ноги, поправляю свои волосы и гордо отворачиваюсь.

Гормональная Есения словно эстафету от меня принимает и тоже мило улыбается.

— Ну а ты, Антош?.. — поглаживает Огнева по плечу и нежно целует в висок. — Расскажи!..

Жесты обманчивые, но спасатель ведется

Дальше вижу все как в замедленной съемке. Костя возвращает ладонь на мою коленку и хитро прищуривается, по всей видимости, распознавая наш коварный план.

Цыкает Огневу, но тот машет рукой. Мол, чего тут такого?.. Подумаешь, первая любовь!..

Ха-ха! Наивный!

Каждый человек иногда заходит не в ту дверь, а Антон Огнев так вообще… сшибает целую стену, потому что с ностальгией произносит:

— И у меня была первая любовь. Кстати, интересно, что она была учительницей…

Глава 18. Ему нравится))) все сюда!...

Константин

— Мы же взрослые люди, Есь. Ну не подумал, лишнего сказал. — Антоха стучится в закрытую дверь, переминаясь с ноги на ногу возле спальни.

— Отстань, — слышится оттуда учительский тон.

Я, стянув футболку и повесив ее на перилах, иду по компасу, зудящему в штанах. То есть прямиком в ванную комнату. Так. У этой двери имеется один секретик. Когда ее приподнимаешь, замок сразу открывается.

Оп!

Скальпель резко разгибается, вырубает кран, прячет в шкаф новую зубную щетку.

— Что ты здесь делаешь? — кидает на меня взгляд.

Как всегда полуравнодушный.

Подхожу и обнимаю ее сзади.

Мои «грудь-живот-пах» идеально встают в ее плавную линию «спина-поясница-задница». Будто эти пазлы разлучили еще на фабрике по разным коробкам, а сейчас они встретились на игральном столе и нарадоваться друг другу не могут.

— Ой, простите, — заваливается сюда Антоха и тут же разворачивается, аккуратно прикрывает дверь.

Хмурюсь и рычу удрученно. Уткнувшись в тонкую шею, слушаю учащенное дыхание и думаю, хотя мыслительные процессы отключились еще тридцать первого декабря.

Хм…

Наверное, трахнуть Нику здесь и сейчас будет не совсем по этикету? Типа негостеприимно перед Огневыми и все дела? Да?.. Хотя в умных книжках о таких правилах вряд ли напишут. И Мэри Поппинс секс в ванной комнате обсуждать точно бы постеснялась.

— Даже не думай об этом, Костя, — шепчет, поглаживая кончиками пальцев мои запястья. Ее платье весь вечер мозолило мне глаза и так и не дотянуло до настоящих объятий — Ника уже переоделась в мою футболку.

— О чем это «об этом»? — скалюсь, наблюдаю в зеркале, как сам же собираю хлопковую ткань под охуительно круглой грудью. — Это че такое? — киваю в зеркало.

— Трусы. Чтобы спать…

— Чьи?

— Твои…

Вдохнув, одной мощной струей прогоняю воздух по всему телу. До пяток и обратно. В паху он задерживается и пытается хоть как-то реанимировать член, который по весу превращается в гранитный обрубок. Пробую малеха пообтесать его об мягкие ягодицы. Приятно, черт возьми.

— Небрезгливая, значит? Раз трусы мои надела, — удовлетворенно произношу.

Боксеры смотрятся на стройных бедрах как белоснежные шорты.

— Пф. Еще какая брезгливая… Я новые взяла. Из пачки. Там, на полке.

— Значит, неэкономная…

— Угу, — смеется.

— Разбазариваешь народное имущество, — ворчу.

Пусть носит, если хочет.

Резко повернув Нику к себе, впиваюсь в еще влажные от воды губы. Кусаю язык и чувствую, как она сдается. Приподнимается и обнимает мою голову. Отвечает на поцелуй со всем девичьим пылом.

— У меня крыша от тебя едет, Мандаринка, — мычу. Как сосунок, ей-богу.

— Зато мозги проветришь, — шепчет.

— Блядь…

Склоняюсь и прикусываю ее нижнюю губу. Плотно обхватив ягодицы, соединяю промежность со своим пахом. Чтоб не издевалась…

— Костя… Олегович, — пищит, пытаясь вырваться. — Надеюсь, там у тебя не гангрена? От ангины может быть осложнение.

— Хочешь посмотреть?

— Я могу… ну… — краснеет. — Руками... тебе...

Вздыхаю, разглядывая ее светящееся стыдом лицо. Совсем малолетка она!..

— Хорошо, что не ногами, — ворчу. — Не надо, Ника.

— Я хотела...

— Ни-ка, блин, — давлю интонацией. — Остановись. Богом прошу.

Я уже был один раз обкончавшимся в штаны скорострелом. Престарелым скорострелом, в ее понимании. Забил, как дебил, в свои же ворота. Следующий гол будет только в распахнутые райские врата…

— Умылась, малышка? — спрашиваю, царапая подбородком тонкую кожу на виске.

— Ага.

— Ну, беги… Спи...

Когда дверь закрывается, распечатываю ширинку и снова ссу так, будто из меня стразы Сваровски вываливаются. Больно, сука!..

Сбежав по лестнице, проверяю входную дверь и вырубаю свет в прихожей. Антоха тоже снимает футболку.

— Может, я на раскладушке посплю? Неудобно как-то.

— Да не, мне полезно на твердом. Не парься.

Гребаная Мэри Поппинс со своим этикетом.

Тишина и темнота довольно быстро надоедают.

Девчонки в спальне громко хихикают, а я вспоминаю Нику. В малейших, самых грязных подробностях представляю, что с ней сделаю уже завтра и сгибаю одну ногу в колене, чтобы пах случайно не пробил потолок.

Антоха тяжело вздыхает.

— Пиздец…

— Помиритесь, — успокаиваю.

— Да я не за это переживаю. Мне ж теперь