Апрельское, или Секрет забытого письма - Елена Андреевна Тюрина Страница 18

Незаметно пролетело несколько часов. Я опомнилась, когда разъехались ворота и в них появился белый внедорожник. Оказалось, прибыли какие-то гости, друзья семьи. Мама Максима засуетилась, отец принял крайне деловой вид и периодически грубовато шутил. Я чувствовала себя лишней и не знала, как уйти. Выручил Максим, тихонько, чтобы не акцентировать на мне внимания, предложив подвезти до дома. А потом объявил уже громко:

— В общем, мы поехали.

— Всем до свидания. Спасибо за гостеприимство, — сказал я, поднимаясь со своего места в роскошной кованой беседке, украшенной витым узором.

Пока ехали по извилистым улочкам посёлка, я не представляла, о чём говорить. Всё думала о той, брошенной его отцом фразе. Но имею ли я право расспрашивать? Он знал, что я всё слышала, поэтому, на мой взгляд, должен как-то пояснить мне, что имелось в виду. Но Макс, по всей видимости, не собирался поднимать эту тему. По крайней мере, сейчас.

— Почему Кирилл учится здесь, а не в какой-нибудь частной закрытой школе? — поинтересовалась я, чтобы разрядить напряжённую тишину.

— Здесь рядом дом и моя мама. После гибели родителей мы стараемся ограждать его от ненужных стрессов. По сути, нет особой разницы, где получать среднее образование. Тем более в его возрасте.

Интересно, не ждёт ли он, что я сделаю ответный шаг и представлю его своим близким? Я мучилась этим вопросом, пока Максим сам не разрешил мои терзания. Сказал — сейчас отвезёт меня и опять завалится спать. И что очень устал. Признался, что неважно себя чувствует. Я коснулась его лба, и обнаружила, что он горячий.

— Да у тебя температура! И ты всё это время терпел? Тебе нужно лечиться, в постели лежать! Мама знает, что ты заболел?

Он недовольно фыркнул.

— Свет, не начинай. Мне не семь лет, разберусь.

Наверное, он прав. Я слишком распаниковалась, будто он несамостоятельный мальчишка. И этим его уязвила. Тогда мне казалось, что я проявляю заботу. На самом деле в его глазах это выглядело, как чрезмерная опека, которая раздражает и унижает.

О том, чтобы зайти к нам, я даже не заикнулась. Конечно, я подумывала о том, что пора бы капитулировать и пригласить Максима к себе. На всю ночь. Он у меня в доме, к слову, не был. Мы всегда сидели во дворе. Но после неясного намёка Ильи Андреевича на то, что какая-то петербурженка ему категорически не по нраву, с этой идеей решила притормозить.

Глава 9

Рабочий день тянулся бесконечно. Я сидела и смотрела, как тёплый солнечный свет играет через большие окна библиотеки. Было невыносимо скучно и хотелось домой. Неожиданно спохватилась. Вспомнила, что собиралась прочесть надпись на стоящем поблизости от библиотеки памятнике. Ничего не объяснив коллеге, поспешила на улицу. Стела, пилон или обелиск — не знаю, как правильно называется это сооружение. Белая продолговатой формы колонна, устремлённая вверх. А вокруг выложены плиты и посажены цветы. Надпись на памятнике гласила, что установлен он погибшим здесь красноармейцам, защищавшим поселок в 1943-1944 годах. Нет, не то. Расстроенная, я вернулась на рабочее место. Выходит, это не то место, о котором шла речь в письмах с чердака…

У Максима оказалась ангина. Он всё время был дома, и мы не имели возможности увидеться. Поэтому говорили по телефону. По нескольку часов. Иногда даже ночью. Как-то он сказал, что я смотрю на мир с позиции жертвы и мне нужно менять это. Я отчаянно спорила, а потом согласилась. У меня было стойкое ощущение, что он гораздо опытнее и умнее меня, хоть и младше. Быть может, эта моя влюблённость стала плотными шорами, не позволяющими мне видеть его таким, какой он есть на самом деле.

Во время одного из наших длинных вечерних телефонных разговоров Максим выдал:

— Хочу тебя поснимать в красивом белье или купальнике. Где-то на природе или возле воды.

— У меня нет ни того, ни другого. Да и холодно ещё для купания.

— Ммм… Ну да, — согласился он.

В голосе сквозила нотка разочарования. Очевидно тем, что не поддержала его идею. А я просто как обычно вовремя не сориентировалась, не сообразила, что можно было бы пококетничать.

Так же вышло и в следующий раз, когда он предложил:

— Давай поиграем в игру. Нужно задавать друг другу вопросы и честно на них отвечать. Если не можешь или не хочешь ответить, то выполняешь желание того, кто задал вопрос.

Он всё чаще стал пытаться свести наши беседы к теме интима. В этом предложении подвох не просто чувствовался, а был очевиден. Макс совсем не скрывал, что вопросы будут весьма щекотливыми.

— А если я спрошу про девушку из Питера? — рискнула поддеть его.

На что он после недолгого молчания лишь усмехнулся.

— Спросишь — расскажу.

— А без игры этой своей не расскажешь?

Тогда он засмеялся и заявил:

— Нет.

— Не буду с тобой в такое играть. Это что-то неприличное, — категорично отрезала я.

— Почему? Ты можешь спросить, например, какая у меня любимая песня, или в каких странах я бывал.

— Но это не гарантирует, что ты тоже будешь спрашивать что-нибудь подобное.

— Да, не гарантирует, — подтвердил он. — Так что, поиграем?

— Нет.

Приехал Максим совершенно неожиданно. И застал меня врасплох. Когда он зашёл во двор, я стояла на стремянке и пыталась достать Лиса. Котёнок по винограду забрался на крышу летней кухни и теперь не мог сам спуститься. Было ещё утро, я недавно проснулась и не успела привести себя в порядок. Распущенные волосы, неумытая, одетая в одну футболку, едва прикрывавшую бёдра.

— Привет, — раздалось за спиной.

Я покачнулась от неожиданности. Обернулась, посмотрела вокруг, ища его глазами, и ответила:

— Привет.

«Неужели опять забыла запереть на ночь калитку?»— мелькнула у меня запоздалая мысль.

— Что делаешь?

— Хочу достать котёнка.

— Помочь? Могу подержать лестницу.

Он подошёл и стал снизу наблюдать за моими действиями.

— Не надо, я уже.

Держа одной рукой виновника своего неудобного положения, я стала спускаться.

— Я думал, ты носишь танга, — заметил Максим серьёзно.

Я не сразу сообразила, о чём он, а когда дошло, то, скорее всего, густо покраснела.