Развод. Я его так любила - Анна Грин Страница 17

— Успокойся и перестань накручивать ситуацию. Любить я тебя не переставал. Жить я с тобой не переставал. Зоя, послушай меня…

— Это ты послушай меня. Ты сейчас своим поведением не показываешь свою возможность управлять семьёй, ты сейчас своим поведением разрушаешь все, до чего можешь дотянуться, а в первую очередь ты разрушаешь веру дочери в то, что папа это самый крутой и сильный человек, ты разрушаешь веру нашей Розы в то, что папе все подвластно, оказываясь перед ней жмотом, скупердяем, аморальным циником и предателем. Не усугубляй, Виктор, пожалуйста.

Муж качнулся ко мне, его руки легли мне на плечи.

— То есть ты сейчас хочешь сказать, что мне самое место где-то по ту сторону двери?

— В любом случае, если ты так не считаешь, мы с Розой всегда можем уехать сами…

Взгляд Виктора похолодел, а губы сложились в узкую полоску, в которой можно было разобрать ухмылку.

— По краю ходите, девки, по краю. Я бы на вашем месте сейчас девишник устроил и подумал какой у вас муж и папа хороший, а не вот это вот все…

— Устроим… — дрожащим голосом произнесла я, глядя мужу в лицо и просто не понимала столько лет мы были вместе, любили друг друга, ценили друг друга и в один момент просто все разрушилось, разрушил он.

Я физически не могла находиться рядом с Виктором. Мне хотелось безумно плакать, кричать, орать, бить его по плечам, цепляться в него. Чтобы, когда он прикасался к той, другой, ему было больно от этого.

Я и представить себе не могла, что любовь и ненависть так крепко сплетены, что я захлебнусь второй лишившись первой.

Виктор отшатнулся от меня, вскинул подбородок и произнёс надменно.

— Бумаги на подпись к завтрашнему контракту забыл. Ну, вы развлекайтесь, я только до кабинета и обратно.

Муж качнулся в сторону, обошёл меня, меня обдало его ароматом.

Я сделала шаг в сторону, двинулась в направлении кухни, зашла внутрь, вытащила успокоительное и выронила флакон в раковину.

Наверное, мне этим теперь нельзя пользоваться. Наверное, многое надо изменить.

Теперь Виктор исчез из квартиры только через полчаса, которые мы с Розой провели в ожидании, она выглядывала из своей спальни, а я наблюдала за тем, как муж медленно собирался, из кухни.

— Когда вы тут голову включите, знайте, я всегда буду рад тому, что жена и дочь признают, что я был прав.

Я медленно отвернулась, не хотела ничего говорить, хоть ситуация и была такая, что за Виктором осталось последнее слово, но почему-то оно горчило примерно как яд поражения.

А когда муж хлопнул дверью, мы сразу наперегонки ринулись к ней, и дочь оказалась первее, закрыла замки, обернулась ко мне и покачала головой.

— Мам, это кошмар.

Роза всхлипнула, прижимая запястье к носу.

— Я не представляю, что сейчас у тебя в голове происходит…

— Я тоже, там полная каша.

— Мам, ну ты же не думаешь, что из-за этого надо лишиться ребёнка? — Роза была дочерью, в которую много вложили чувств, знаний, эмоций, безумное количество эмпатии. Роза была тем ребёнком, которая в детстве забиралась на коленки, прижималась сильно-сильно, утыкалась личиком в грудь, тянула волосы. Роза была тем ребёнком, который очень долго приходил спать к нам с Виктором. Роза была венцом нашей любви.

— Роз, я не знаю, — покачала я головой. Дочь качнулась ко мне, обняла за плечи, вместе мы дошли до дивана и опустились на него.

Я почему-то ощущала себя максимально защищённой во всей этой ситуации рядом с собственным ребёнком.

— Роз. Я не знаю, я не знаю, что делать. Я не знаю, как быть. Не факт, что я доношу этого ребёнка, так смысл о нём вообще говорить, а я его не доношу, Роз.

Иногда бывает такое, что ты заранее чувствуешь, что что-то получится, а что-то не получится. Ты ещё шаг не успел сделать, а уже есть вот это ощущение ликования или утраты. Сейчас было лютое ощущение утраты.

— Мам, не говори так, не говори…

— Роз, я не выношу ребёнка, — признаваясь, как будто бы самой себе произнесла я и уткнулась дочери в плечо. — Это возраст Роз, это большие физические проблемы, это большой стресс. Резервы организма на минималках, рожать в сорок три и рожать условно в восемнадцать это большая разница. В восемнадцать организм молодой, здоровый, в сорок три то сердце стреляет, то в почки отдаёт. Я не выношу этого ребёнка, Роз.

И поставить сейчас точку, да, было бы проще. Не заставлять себя переживать этот ад, эти муки. Но я не могу, я не могу. А внутри я знаю, что я не доношу его, ничего не получится.

— Если в браке с отцом, с мужем, который был у меня все эти годы, я бы рискнула попробовать, то сейчас, я не знаю, Роз.

Мы уснули этой ночью в одной кровати. Прижимались к друг к другу, Роза проводила пальцами мне по волосам и вытирала слезы со щёк, убеждала меня, рассказывала сказки о том, что все получится. Только мы обе знали о том, что это не так.

Ничего не получится.

И весь следующий день мы тоже провели дома, Роза прогуливала учёбу, а я просто не могла найти в себе силы выйти куда-то.

Но на второй день, поборов себя, я все-таки собралась и поехала к Наталье Сергеевне, поехала для того, чтобы все обговорить, все оценить, поехала для того, чтобы спрогнозировать риски и все-таки пообщаться с кардиологом.

Я не взяла свою машину, потому что руки тряслись, и Роза порывалась поехать со мной, но я только качала головой и говорила, что справлюсь, но я не справилась, потому что, когда машина подъехала к клинике, у меня был такой лютый мандраж, что я, выйдя на улицу, зубом на зуб не могла попасть, руки были ледяные, влажные, неприятные.

Я поднялась по ступенькам крыльца и нажала вызов, чтобы открылась дверь, я почти оказалась внутри, но тяжёлая ладонь легла мне на плечо.

Словно затаившись перед хищником, я только скосила глаза и узнала знакомое обручальное кольцо на безымянном пальце.

— Ты же не думаешь, что я поверил во всю эту ересь, Зоя?

Глава 14

Зоя

Я медленно обернулась к Виктору и приподняла бровь.

— О чем ты сейчас и здравствуй…

— Здравствуй, любимая,