Ковальский в тылу врага - Неуловимый Джо Страница 15

Мы выпили снова. А когда раскатистый солдатский смех улёгся, Вишневский вдруг посмотрел в свою кружку и спросил:

— Улица Облепиховая шестнадцать?

— Да, верно!

— Вы только не обижайтесь парни, но я тоже бывал на под той кроватью, правда с другой стороны.

— В каком смысле с другой стороны, у блондинки в доме семнадцать?

— В смысле не под кроватью, а на ней. Только не говорите отцу Петеру, он человек хороший, мало ли что. — сказал Вишневский и на его щеках появился румянец.

— Мы как могила! — Хоотали солдаты, но при слове «могила» Вишневский как-то мрачновато улыбнулся.

— А вы поручик, вы что-то совсем притихли! Разве вам нечего рассказать.

Я всё ещё был под впечатлением от мрачной усмешки Кульмана, но когда понял что парни хотят узнать, то мне вдруг пришло в голову, что говорить то и нечего.

— Увы, господа служивые, но я не был таким успешным как вы. Я был застенчивым ботаником, безнадёжно и романтично влюблённым в одну…

— Стерву. — перебил меня Кульман.

— Что греха таить, да! Но в своё оправдание скажу, что я её всё-таки заполучил!

— Не переживайте, поручик, вы молоды, у вас ещё очень много всего впереди, а неопытность это не беда, держитесь нас мы вас научим! — ободрял меня изрядно наклюкавшийся Пиковый Туз.

Солдаты рассказали ещё много подобных историй, и выяснилось что большинство из них друг друга знают давно. Ввишневский и сам рассказал много не менее забавных историй, от чего солдаты стали совсем фамильярны:

— Пан Вишневский, вы же из обычных горожан, как вам удалось сделать такую умопомрачительную карьеру?

— Есть связи. — буркнул Вишневский и кивнул на меня.

Трефовая шестёрка, самый младший из взвода, ему едва исполнилось девятнадцать, воспользовался затишьем в разговоре и обратился к Кульману:

— Пан Вишневский, вы ведь наверняка в высоких кругах до сих пор вращаетесь, — сказал шестёрка и перешел на шепот — Есть у вас инсайды?

— Полно. — ответил кульман и многозначительно приговорил свою рюмку.

Вот тогда Вишневский и разговорился. В своём стиле, конечно, говорил только правду, но, как обычно, не всю. Он рассказал и про Россию, и про Польшу и даже про какую-то давно забытую страну, на восточной границе Польши. Окунулся в историю, рассказал про Галицкое и Волынское княжества, рассказал такие подробности перипетий раннего средневековья, да так красочно будто он и сам принимал в них участие.

— Так вот, — говорил Кульман — С тех пор, примерно с две тысячи пятидесятого, с теми территориями никто дела не имел. Как они были диким полем в семнадцатом веке, так по сути в итоге и остались. Формально они конечно принадлежат России, но русские там прозябать не горят желанием. Приходят, строят автоматические агро-холдинги и возвращаются в цивилизованные города. Они там вообще редко бывают, разве что в отпуски как туристы. Прилетают разбивают лагерь, охотятся, отдыхают, кабанов, рябчиков постреливают. Шашлыки жарят.

— И что же получается, на этой, как её, окраине никто не живёт? — спросил Кшиштовский.

— А вот это интересный вопрос. Помимо волков и медведей, которые угрожают автоматическим фермам, есть ещё дикие «рагули». Бывшие селяне, лишенные всяческого желания жить цивилизованно.

Вишневский выпил ещё, оценил интерес к этой теме, и продолжил.

— Де юре, вся эта территория принадлежит России, но де факто там есть осколки той самой окраины. Они отказывались принимать реальность и русские документы, в итоге, если бы британская империя не поставляла им смартфоны и компьютеры, то они бы все поголовно были абсолютными дикарями. И вот в один прекрасный момент, на Галичине, вдруг поднимается самосознание, причём не какое нибудь, а вполне себе в духе Воеводства Русского, прямиком из двенадцатого века. Прям в тех же границах, которые были при Ярослвае Осьмомысле. Говорил я коллегам, отставьте вы их в покое, не нужно лезть в тот гадюшник, у нас самих вон Земли Польские пустуют, а эти — ни в какую!

Вишневский выпил ещё, и тяжело и грустно вдохнул.

— Проголосовали вот, и теперь наши везут туда гуманитарку. На танках, Бл…

— Да, добром это не кончится. — приуныл Кшиштовский — С русскими шутки плохи, особенно в наше время.

Но я к нашему времени был уже слишком пьян, чтобы вникать в обширную лекцию, да ещё и не интересную мне по умолчанию. Однако позднее, кое какие моменты мне удалось восстановить в памяти. В контексте моих грядущих приключений они сыграли чуть ли не ключевую роль, но чтобы понять их истинное значение, мне пришлось пережить плен, изгнание, позор и отчаянье. Вернуться к моей изначальной цели в жизни, и практически переродиться заново.

За всё время нашей попойки, Кульман всего раз ненадолго снял свою левую перчатку, и я заметил что его рука покрыта какими-то чёрно синими родинками. Рука явно утратила полноценную подвижность и чувствительность, но при этом пользовался он ею легко. Не знаю скрывал ли он боль. Ведь если его рука не болела, то это придавало особый смысл вброшенной им в моё сознание фразе:

«Ты знаешь, я ведь тоже решил подтянуть свои знания в биотехнологической области».

Глава 12. Вынужденный интерес к политике

Проснулся я в своём офицерском кабинете в одном ошейнике. Голова болела так, что я не мог пошевелить ею, а шею натёрли какие-то крупные купюры, заправленные за него. Я взглянул на часы и понял, что до подъёма мне оставалось около получаса, но встать меня заставила жуткая вонь. Судя по всему, она исходила из сырой и холодной лужи наполовину эльфийской, наполовину офицерской рвоты. Мне было так плохо, что я побоялся заглядывать в логи своих биометрических показателей в ошейнике.

У меня было полчаса, чтобы совладать с управлением эльфийским иммунитетом и привести себя в более-менее здоровое состояние. Я одновременно контролировал синтез модифицированной алкогольдегидрогеназы и белок-абсорбент этанола и ацетальдегида. Благо, мои доработки человеческой системы обмена веществ, превратившие её в эльфийскую, это позволяли. Поначалу было тяжело, но чем сильнее я концентрировался на управлении собственным телом, тем быстрее мне становилось лучше. За пятнадцать минут до построения я чувствовал себя не хуже, чем в конце не слишком тяжелого дня.

Мои биопанк-технологии, которые я оформил и брендировал как «эльфийские», были поистине многообразны и великолепны. Меня сложно застать врасплох биоинженерными задачами. Даже для уборки рвоты с пола у меня было три эльфийских девайса: две эльфийские руки и одна эльфийская швабра.

Очень некстати для остатков моего похмелья, вся воинская часть стояла на ушах. Утреннее построение было отменено, но чуть позже был всеобщий смотр. В казармах проходила