Когда ведьма встречает инспектора - Лия Пирс Страница 11

— Он ушёл, Манон. Ты знала, что так будет, — сказал он негромко.

Слова медленно просачивались наружу, как слёзы, которых она не позволяла себе проливать.

— Я знаю, — голос её дрогнул. — Почему я уродилась такой, Саймон? Почему моё природное обаяние подобно самому сильному любовному зелью? Почему каждый раз… почему я не могу понять, что правда, а что магия?

— Ты не зелье и не твой природный дар, — мягко сказал Саймон, сжавшись в комочек тепла у её уха. — Ты Манон. Сильная, упрямая ведьма и если он поддался твоему дару и не разглядел тебя, значит, он просто бюрократический дурак. Моя Манон — самая лучшая во всём мире.

Она хмыкнула сквозь слёзы и прижалась щекой к его боку.

— Куда дел иронию? — шепнула она.

— Вон она, в шкафу, с остальными травами, — ответил кот и ласково ткнулся носом ей в висок. — Только сначала завтрак, а потом ты снова станешь собой. С бровями домиком и кипящими котлами.

Манон молча кивнула. Она уже собиралась ответить, когда в лавке зазвенел дверной колокольчик.

— Клиент, — сказал Саймон, глядя на неё значительно. — Вперёд, ведьма. Работа не ждёт, а деньги тем более. Тебе ещё мне новую лежанку нужно купить, а я присмотрел одну с мятной подушкой и подогревом.

Манон вытерла щёки тыльной стороной ладони, стянула простыню и натянула халат цвета розового перца. Немного пригладила волосы, глубоко вдохнула и шагнула в зал, будто переступала через собственную уязвимость. Магия повседневности вновь собирала её по кусочкам. Никаких больше поцелуев, никаких следов, только зелья, флаконы и клиенты. Всё, как она умеет. Всё, что под контролем.

У прилавка стоял молодой мужчина, высокий, светловолосый, с озорной улыбкой и чуть растрёпанным видом. Его пальцы аккуратно придерживали книгу с загнутыми уголками. Ветер, кажется, ещё не совсем отпустил его волосы. Одна светлая прядь упрямо падала на лоб, а в зелёных глазах искрилась смесь надежды и неловкости.

Манон вдруг почувствовала, как в животе что–то дрогнуло. У Кая прядь была платиновая, упрямая, не такая мягкая, но она тоже падала вот так. Проклятье этим прядям.

— Простите, — сказал он с лёгким южным акцентом. — Мне сказали, что только вы сможете помочь с зельем для… хм… очарования. Не приворота! Ни в коем случае! Просто лёгкое волшебство, чтобы повысить шансы. Ну или хотя бы не выглядеть идиотом, когда я к ней подхожу.

Манон подняла бровь, оценивающе глядя на него.

— Магическое обаяние и немного уверенности в себе?

Он рассмеялся, слегка покачав головой.

— Именно. Но, честно говоря… если вы свободны сегодня вечером, я бы предпочёл пригласить вас, а не её.

Манон моргнула, потом снова. Он улыбался так открыто, так искренне, что это сбивало с толку.

— Значит, обаяние тебе уже не нужно? — с иронией уточнила она, разворачиваясь к полке с флаконами. — Посмотрим, что у нас найдётся. А заодно… можешь рассказать, где ты любишь пить чай.

— Меня зовут Лео, — сказал он чуть тише, будто опасаясь, что фамильярность разрушит хрупкую магию момента. — А чай я люблю в лавках, где пахнет мятой, а ведьмы в халатах цвета перца.

Саймон, затаившийся на полке, фыркнул.

— Ну всё, ведьма. Походу, у нас новый кандидат в очереди на твоё сердце. Сразу видно романтик, не зануда. Только не забудь спросить, платит ли он за котов.

Глава 12

Настроение Манон выровнялось, и она собиралась на встречу с Лео что — то мурлыкая себе под нос. Пошел в черту этот инспектор! Ее жизнь не остановилась на нем.

Она надела глубокое изумрудное платье с завышенной талией, украшенное расшитым шёлком. Юбка мягко струилась до пола, а кружевные вставки на манжетах выглядели почти неприлично по меркам Бюро. На плечи Манон накинула тёмно–синий пелерин, застёгнутый брошью в виде звезды. Волосы, подчинившись мановению ее рук, были уложены в изящный волнистый пучок с несколькими непослушными локонами у висков, а завершало это широкополая шляпа с вуалью. Тонкие кружевные перчатки украшали тонкие пальцы.

Манон просто напоминала себе, как это, быть ведьмой, специализирующейся на любовной магии.

Она знала, как надеть себя, невозмутимость, как надевают вечернее платье, но редко это делала. Бабушка часто ей повторяла: сначала тушь и заклинание для блеска в глазах, потом вуаль на эмоции, и только в конце улыбка. Главное не перепутать порядок.

Сегодня никакого инспектора и никакой ерунды, которая внезапно начинает биться в груди, когда она вспоминает его имя.

Сегодня она будет легка и прекрасна.

Когда Манон вышла в зал, Саймон заколотил по деревянному подоконнику хвостом, касса довольно хлопала своими лотками, а вот швабра обиженно спряталась в углу. Странно, на Кая она так не реагировала.

— Только не поздно, Манон, — сказал ей в след Саймон.

* * *

Манон появилась у чайной «Фрейлина и Пижон» с грацией ведьмы, у которой всё под контролем, кроме сердца. Сегодня она собиралась быть загадочной, весёлой и, желательно, не вспоминать инспектора с глазами цвета льда. Лео уже ждал, нервно поправляя воротник и протирая свои часы на цепочке белоснежным платком с монограммой.

Он улыбнулся так широко, что Манон, пожалуй, чуть–чуть поверила в возможность хорошего вечера.

— Вы сегодня… ослепительны, мадемуазель Обер, — сказал он, подавая руку. — Такое впечатление, будто вы прибыли из другого времени.

— Возможно, я действительно родилась в другом времени, — ответила она с мягкой улыбкой, — и просто задержалась в этом мире из–за незаконченных дел и неоплаченных налогов.

— Очаровательно! — Лео просиял. — Это звучит так… мифологически! Мог бы Гомер описать вас, у него бы всё сложилось.

— У Гомера был плохой почерк и тяга к чрезмерной драме, — парировала Манон, присаживаясь к столику. — Я бы его в лавку не взяла.

Они прошли к столику у окна, занавешенному тюлем с вышивкой магнолий. Официантка принесла чайник с ромашковым чаем и набор бисквитов, украшенных засахаренными фиалками. Манон молча выбрала самый маленький.

— Простите, — сказал Лео, нервно размешивая чай. — Можно один… чуть личный вопрос?

— Конечно, — вздохнула она, предвкушая что–нибудь о бывших, детских травмах или родительском проклятии.

— Ваши локти… они такие аристократичные.

Манон застыла, даже чай в чашке, казалось, остановил движение.

— Простите, что?