Мировые религии и культы: главные святыни. От паломничества до религиозного туризма - Кэтрин Херлок Страница 6

Императрицу интересовали предзнаменования и символы. Она знала, как использовать их для усиления собственной власти, поэтому требовала, чтобы ее полностью посвящали в тонкости паломнических ритуалов. При совершении жертвоприношений фэн и шань[39] У Цзэтянь настояла на том, чтобы ей позволили принять участие в ритуалах в знак почтения к предыдущим императрицам (уважение к предкам было хорошим поводом), но этим она также хотела продемонстрировать свое могущество. Она и ее муж настояли не только на том, чтобы с ними отправилось большинство придворных – их сопровождали представители Японии, Индии, кхмеров, Хотана[40], трех корейских государств, а также изгнанного персидского двора, лидер которого был одним из генералов при императоре[41]. С таким сопровождением это паломничество не только продемонстрировало господство императорской семьи над Китаем и его соседями, но и утвердило ее могущество во всей Азии.

Паломничество императрицы У Цзэтянь было связано с властью, экспансией и ее собственным статусом. Паломничество императора династии Сун Чжэнь-цзуна (правил в 997–1022 годах) в 997 году также было актом политическим, но он впоследствии вдохновился чудесами Тайшаня и рассказывал о них жителям Китая. В 47 дней паломничества, совершенного в его первый год на престоле, вошли объявление амнистии и трехдневной вакханалии[42]. Это был интересный выбор при посещении святых мест, учитывая, что летописцы сильно критиковали тех, кто совершал паломничество без должной торжественности. Однако Чжэнь-цзун, казалось, был более щедрым и любящим веселье императором, чем большинство его предшественников. В стремлении прославить Тайшань и его духовное значение для своего народа он 13 лет спустя разрешил жителям северной провинции Шаньси построить храмы в честь горы ближе к их дому, ведь Тайшань находился от них слишком далеко и добраться туда было проблематично[43]. Так он духовно подкрепил свое правление, за годы которого упрочил положение династии и консолидировал ее власть в Китае, что вполне можно было назвать результатом его провозглашения Сыном Неба в начале его царствования[44].

Император Канси (правил в 1661–1722 годы, что является рекордно долгим сроком) из династии Цин, возможно, был величайшим императором в истории Китая. А также он возродил традицию путешествовать императорской семьей после разрушительной гражданской войны, а странствовал он много. Формально на престол он вступил в нежном возрасте шести лет, и в первые годы правления затянувшееся восстание «трех князей-данников» препятствовало его попыткам сосредоточить контроль над империей. Однако он был политически проницательным и осознавал, что ему необходимо объединить не только свое наследие (он был представителем маньчжурской династии), но и наследие всего китайского народа. В юности и в годы восстания он изучил китайский язык и понял, что для достижения успеха ему необходимо сосредоточить вокруг себя историков, литературоведов и других главных ученых страны. Также он понимал, что многие из его подданных с неохотой принимают новую династию (он был лишь вторым императором из династии Цин во главе Китая), по привычке придерживаясь устоев, сформировавшихся во время правившей до этого династии Мин. Чтобы привлечь этих людей на свою сторону, Канси должен был показать, что его поддерживают высшие силы и что его приняли как Сына Неба. Это было важно еще и потому, что с приходом к власти маньчжуры стали утверждать, что победили предшественников потому, что из-за своей бесполезности те лишились божественного благословения. Как следствие, Канси отправился в восточный тур и совершил паломничество на Тайшань в 1684 году[45].

По прибытии он помолился лично, чтобы его связь со священной горой не подвергалась сомнениям. Важно отметить, что бо́льшую часть своего восхождения он совершил пешком в знак уважения к святейшему из мест Китая[46]. Начало было положено, но в этом паломничестве Канси должен был решить и другие проблемы. Ему нужно было соблюсти баланс между разными этническими группами в Китае так, чтобы все остались довольными, ведь оттолкнуть целые слои населения одним необдуманным поступком было легко. Поэтому его паломничество было не совсем таким, как у других императоров. Правители должны были в первую очередь почитать бога горы Тай, но в 1684 году император Канси посвятил больше времени и энергии, молясь богине Бися Юаньцзюнь[47]. Вероятнее всего, он сделал это, чтобы привлечь все население Китая на свою сторону. Если восхождение на Тайшань удовлетворило элиту ханьцев[48], а сохранение маньчжурских культурных традиций оценили на его исторической родине, то восхвалением Бися, известной своим состраданием к людям богини, он расположил к себе весь Китай[49].

Для Канси было важно править гуманно, поэтому он использовал паломничество, чтобы показать, насколько сильно заботится о своем народе. Он гарантировал, что полученные от налога на благовония средства вместо государственной казны отправятся на оплату труда рабочих, которые содержат здания на горе Тайшань[50]. Также немаловажной стала его реакция на место у самого пика горы, которое долгое время называли «Скала самоубийц»: некоторые паломники в конце пути прыгали оттуда и разбивались насмерть. И этот поступок они считали актом сыновней почтительности, отдавая свои жизни ради выздоровления отцов или других родственников. Ранее чиновники пытались предотвратить череду смертей, назвав это место «Скалой любви и жизни» или «Скалой любви к жизни», однако этот «ребрендинг» ничего не изменил: к тому времени, когда на гору поднялся император, самоубийства не прекратились[51]. Его спросили, не хочет ли он подойти и посмотреть на этот утес. Это предложение его разгневало. Он заявил, что люди обязаны заботиться о себе и тем самым чтить своих родителей, подаривших им тела. По его убеждению, самоубийство противоречило сыновней почтительности, и он в ярости ответил: «Если дети уже покончили с собой, они не смогут позаботиться о своих родителях. В самоубийстве нет ничего уважительного к предкам… Так и зачем мне посещать такое место?!»[52]

Интересен контраст между императорами Канси и Чжэнь-цзуном: последний хотел, чтобы у китайцев напоминание о горе и императорские ассоциации с ней были ближе к дому. Канси же хотел символически владеть Тайшанем, контролировать его даже в моменты, когда физически он там не присутствовал. Он распорядился создать карту, посвященную паломничеству 1684 года, которая вошла в историю под названием «Карта горы Тай» (Chart of Mount Tai). Даже когда император не совершал паломничество на гору, он хранил его символ в архивах администрации империи, в Запретном городе[53]: там он собирал самую большую коллекцию произведений искусства в истории Китая[54].

Несколько лет спустя Канси поручил создать серию декоративных свитков о его путешествиях по югу страны, включая паломничество на Тайшань. На них император был изображен как идеальный классический китайский правитель, а сами свитки служили постоянным напоминанием о том, что именно после паломничества он получил полномочия для правления