Джон Стотт - Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик Страница 48

Трагедия всего этого заключается в том, что к щедрости, молитве и посту просто нельзя относиться подобным образом. Ибо они представляют собой реальные дела, совершаемые реальными людьми. Обратив их в притворство, мы погубим их. Милостыню дают для того, чтобы облегчить страдания неимущих. Молится человек затем, чтобы радоваться общению с Богом. Постимся мы для того, чтобы сдерживать себя ради какого–то духовного блага. Но лицемеру неинтересно подлинное предназначение этих дел. Он использует их для того, чтобы удовлетворить свое тщеславие. Он дает не для пользы другого, но для себя. Он молится не для того, чтобы искать Божьего лица, но ради собственной славы. Он постится не для того, чтобы научиться воздерживаться, но для того, чтобы показать себя. На деле он просто пользуется Богом и собратьями–людьми (или делами, предназначенными для того, чтобы чтить Бога и спасать их) в угоду собственному самодовольству. Он превращает религию и милосердие в показной парад, чтобы еще больше возвеличить свое «я».

Вряд ли можно чрезмерно преувеличить всю порочность такого поведения.

Если за фарисейской набожностью кроется себялюбие (стремление раздуть свою собственную славу), то христианами движет подлинное благочестие (стремление воздать славу Богу). Прежде всего, христианин осознает, что щедрость, молитва и пост важны сами по себе. Они существуют для того, чтобы выразить искреннее желание служить другим, искать Бога или воспитывать себя. В каком–то смысле, дальше этого нам и не нужно — да и не хочется — заглядывать. Тем не менее, придется сказать кое–что еще, ибо хотя, как мы уже сказали, щедрость, молитва и пост связаны, соответственно, с другими людьми, с Богом и с самим человеком, тем не менее, христианин также связывает все это с Богом. Он знает, что его долг по отношению к другим людям и к самому себе является частью его долга перед Богом, поскольку все, что бы он ни делал как христианин, совершается для того, чтобы угодить Богу, воздать Ему честь и славу. И поэтому, хотя для людей его милостыни, молитвы и пост остаются тайной, для Бога все это тайной не является. Напротив, как раз тогда, когда человек «втайне» творит милостыню, молится и постится, Бог видит все это и пребывает вместе с ним.

Заключенная здесь истина прекрасна: если мы творим дела своей религии перед людьми, то непременно низведем ее до самого омерзительного уровня. Если же мы творим эти дела перед Богом, то религия наша непременно обретет благородство. Это единственный способ сохранить ее реальной, неподдельной и истинной. Почему это так? Отчасти потому, что у нас таков Бог (Кто Он такой и Что Он — подумайте!). А отчасти потому, что Он «видит» не только внешний блеск, заметный всем вокруг, но и сердце; не только сам поступок, но и помышления и мотивы, кроющиеся за ним. Поэтому жить и действовать в присутствии Бога — значит жить в подлинной реальности, а совершать набожные дела перед людьми — значит просто давать представление.

Мне кажется, сейчас нам нужно сделать небольшое отступление. Некоторые верующие озадачены кажущимся противоречием между этим запретом творить дела благочестия на публике, чтобы все их видели (Мф. 6:1), и несколько более ранней заповедью Христа: «Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). Так что же нам теперь, спрашивают они, творить добрые дела, чтобы люди вокруг их видели или нет? Однако все это противоречие является таковым только на словесном, поверхностном уровне. Чтобы пояснить это, нам нужно рассмотреть три момента.

Во–первых, эти два стиха относятся к совершенно разным аспектам нашей христианской жизни. Наша «набожность», которую не стоит выносить на публику, чтобы показаться перед людьми, — это милостыня, молитва и пост; эти обязанности могут и должны оставаться в тайне. С другой стороны, наш «свет», который должен сиять, дабы его видели люди, — это «добрые дела», дела милосердия, которые мы творим, когда кормим голодных, одеваем нагих и ухаживаем за больными; эти дела никак не спрятать от тех, для кого они совершаются.

Во–вторых, эти два стиха предостерегают нас против совершенно разных ошибок. Иисус сказал: «Так да светит свет ваш перед людьми», предупреждая грех трусости; а Его слова «Не творите милостыни перед людьми» были сказаны в противовес греху тщеславия. Как писал об этом А. Б. Брюс, мы должны «выступать вперед, когда возникает искушение спрятаться, и прятаться, когда возникает искушение показаться»[141].

В–третьих, несмотря на все эти различия, конечная цель у обеих заповедей одна, а именно: воздать еще большую славу Богу. Набожность наша должна быть тайной, а добрые дела — на виду у людей, чтобы они прославляли не нас, а Отца, Который на небесах.

Покончив с отступлением, мы можем теперь посмотреть на разные награды, причитающиеся за совершенные дела благочестия.

Альтернативные награды

Какое вознаграждение получает фарисей за свою тщеславную кичливость? Самый простой ответ на это — никакого: «Не будет вам награды от Отца вашего Небесного» (Мф. 6:1). Здесь говорится, что фарисей ничего не получит от Бога; однако отсюда вовсе не следует, что ему не будет вообще никакой награды. Он свое получит. Получит он ту награду, к которой стремился, ни больше ни меньше — похвалу людей. Какого вознаграждения ждет актер по завершении спектакля? Аплодисментов публики. Какой награды ждет религиозный лицедей? Да той же самой — аплодисментов! Но как только они стихают, больше ничего не остается. Вот в чем заключается смысл отрезвляющих слов Иисуса, повторенных Им трижды: «Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» (ст. 2, 5,16). Это значит, что или «они уже получили свою награду» (и больше ничего не будет) или «они уже достаточно награждены». В греч. переводе применено здесь слово apecho[142]. Это слово часто употреблялось в те времена, когда речь шла о выдаче денежной расписки. По словам профессора Таскера, оно означает, что «все уже выплачено сполна»[143].

Христианин же, с другой стороны, поскольку он дает милостыню, молится и постится в тайне, не ожидает и не получает никакой награды от людей. Но Иисус обещал, что его наградит Небесный Отец. Кстати, в Евангелии от Матфея прямо так и сказано: «Воздаст тебе явно» (то есть открыто). Сравнение проводится не между тайным деянием и публичным вознаграждением, но между людьми (которые ничего не видят и никоим образом нас не вознаграждают) и Богом (Который делает и то и другое). Три раза Иисус подтверждает это: «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (ст. 4, 6, 18). Некоторые христиане в ужасе отшатываются от этих слов. Они заявляют, что никакой награды им не надо, и даже отмахиваются от

Господня обетования. Однако последователи Христа не вправе так своевольно распоряжаться учением своего Господа и Наставника. Если уж Иисус это сказал, то можно быть уверенными, что так оно и будет. Но вот что именно Он имел в виду?

Сложность возникает отчасти из–за слова «явно» — перед глазами сразу встает церемония публичного награждения где–нибудь в школе или институте, где все нам хлопают, — и отчасти из–за слова «награда» — нам представляется серебряный кубок, одобрительные хлопки по спине или конверт с деньгами; что–то другое нам очень сложно себе представить. Что же это за награда? Контекст не позволяет нам заключить, что ее будут вручать на некоей грядущей церемонии. Поскольку лицемер получает свое вознаграждение здесь и сейчас, я склонен считать, что и христианин тоже получит ее уже в настоящем. Разве такой наградой не может быть немедленное духовное благословение? Воистину щедры Божьи вознаграждения тем, кто искренне творит дела благочестия. Они втайне раздают милостыни и вместе с Богом тихо радуются удивительному открытию: оказывается, «блаженнее давать, нежели принимать» (Деян. 20:35). Они молятся в уединенном месте и встречают там Бога, Который является, чтобы насытить их всеми благими дарами, освежить их дух и обновить их силу. Они постятся, никому об этом не говоря, и вознаграждены за это все возрастающей крепостью воздержания, а также радостью, покоем и свободой, которые и есть плоды воздержания.

Современное фарисейство и средство избавления от него

Теперь мы вполне оценили резкий контраст, который Иисус проводит в Нагорной проповеди между фарисейской и христианской набожностью. Они принимают различные формы (явную и тайную), руководствуются разными мотивами (стремлением прославить себя и желанием Божьей славы) и получают разные вознаграждения (людские аплодисменты и Божьи благословения). Ничто другое не смогло бы так явно показать, насколько глубоко пускает корни это ложное, фарисейское стремление искать славы человеческой прежде славы Божьей. Если оно не давало им покаяться, мешало их свидетельству и искажало их поведение на людях, то, кроме всего этого, оно полностью разрушало их личное благочестие.