Василий Экземплярский - Учение древней Церкви о собственности и милостыне Страница 10

Великий христианский епископ III века св. Киприан Карфагенский с особенной выразительностью оттенил тот взгляд христианства на право собственности, по которому христианин должен думать не об этом праве и охранении своего имущества, но о добровольном отказе от своего до­стояния ради любви к собратьям. Исходя из того убеждения, что только духовные блага суть блага истинные, которые у Бога составляют нашу истинную собственность, а блага мира — презренны[117], св. Киприан при­знак христианского совершенства видит в отказе от собственности. «Надобно, — писал он, — удаляться от имущества, как от неприятеля, убегать от него, как от разбойника, бояться, как меча и яда, для обла­дающих им... Все наше богатство и имущество пусть будет отдано для приращения Господу, Который будет судить нас. Так процветала вера при апостолах! Так первые христиане исполняли веления Христовы! Они с го­товностью и щедростью отдавали все апостолам для раздела»[118]. И вооб­ще, по воззрению святителя, «кто сделался учеником Христовым, тот, по словам Учителя, отказываясь от всего, должен просить только дневного пропитания и в молитве не простирать далее своих желаний... Господь учит, что тот вполне совершен, кто, продав все свое состояние и раздав в пользу нищих, заготовляет себе сокровище на небе[119]; тот, по словам Господа, может следовать за Ним и подражать славе страдания Господ­ня, кто в готовности и охоте своей не задерживается никакими сетями домашнего хозяйства, но, предпослав свое имущество Богу, отрешенный и свободный, и сам идет туда же»[120]. Особенно выразительно свой взгляд на отношение христианина к праву собственности св. Киприан выска­зал в «Книге о благотворениях и милостыне». Здесь он раскрывает ту мысль, что почитаемое нами за собственность есть в действительности общее наше достояние, и в восторженных словах рисует картину жизни апостольской Церкви, где царила и совершенная любовь, и полное обще­ние имуществ. «Размыслим, — говорит святитель, — возлюбленнейшие братья, о том, что делали верующие во времена апостолов... в то вре­мя продавали дома и поместья, а деньги охотно и в изобилии приносили апостолам для раздачи бедным; посредством продажи и раздачи земных стяжаний переносили свое имущество туда, откуда можно бы получать плоды вечного обладания; приобретали дома там, где можно бы поселить­ся навсегда. В благотворении было тогда столько же щедрости, сколько согласия в любви, как о том читаем в Деяниях апостольских: народу же веровавшему бе сердце и душа едина, и ни един же что от имений своих глаголаше свое быти, но бяху им вся обща. Вот, что значит быть истинны­ми чадами Божиими по духовному рождению! Вот, что значит подражать по небесному закону правде Бога Отца! Ибо что принадлежит Богу, то должно составлять общее наше достояние, и никто не должен быть лишаем участия в благодеяниях и дарах Его так, будто весь род челове­ческий не одинаково должен пользоваться благостью, щедростью и мило­стью Божественной. Так, одинаково для всех светит день, одинаково сияет солнце, падает дождь, дует ветер, и сон у спящих один, и блистание звезд и луны обще для всех. И если земной владелец, руководствуясь таким примером равенства, разделяет свои плоды и прибытки с братством, то он, становясь через безмездные щедрые подаяния общительным и спра­ведливым, становится подражателем Бога Отца»[121].

Св. Киприан стоит почти на границе двух периодов церковной исто­рии: того, когда еще не различались строго идеальные требования христи­анского совершенства и нормы действительной жизни верующих, и того периода, когда полное осуществление требований христианского совер­шенства учители Церкви начали относить к прошлому церковной жизни, а в настоящем более обличали несоответствие того, что есть, с тем, что должно быть. В творениях св. Киприана мы еще встречаем одновременно и обличение, горячее и суровое, того ненормального порядка распреде­ления имуществ, какое было в Карфагенской церкви, современной ему; и горячий призыв отказываться от своего ради ближних, с живой верой в возможность осуществления этого и с твердым сознанием того, что общецерковное имущество еще велико[122]. Начиная с IV века — период торжества христианства в Римской империи — замечается яркое прео­бладание обличительного элемента в поучениях великих пастырей Цер­кви и постоянное обращение к прошедшим судьбам церковной истории, которые представляются святым отцам и изображаются ими одновремен­но и прекрасными, и далекими от их времени. Если император Юлиан говорил еще во второй половине IV века, что «из иудеев никто не просит милостыни, и нечестивые галилеяне, кроме своих, питают и наших»[123], то это можно было сказать лишь по сравнению с миром эгоизма, царившим в языческом обществе, но не сравнительно со светлыми днями первых веков христианства. Проповеди великих современников Юлиана, как, например, св. Василия Великого, Григория Богослова и других, ясно го­ворят, что и в христианской Церкви были нищие, царило имущественное неравенство и отсутствовала истинно христианская любовь.

Но такое понижение общего уровня действительной христианской жизни не отразилось на самой сущности святоотеческого учения и понимания святыми отцами христианства. Святых отцов не смущало несоответствие действительной жизни христиан идеальным евангель­ским требованиям; и в святоотеческом учении мы не встречаем попыток изменять последние путем приноровления чистого евангельского идеала к уровню действительной жизни: они с ревностью христианских пастырей обличали неправды жизни и уясняли своим слушателям высшую идеаль­ную точку зрения на различные явления мировой жизни. Так было вообще, так было и в отношении к учению о праве собственности. Отцы Церкви ревностно боролись с тем языческим пониманием этого права, кото­рое так точно сформулировал в свое время Климент Александрийский: «почему мне не пользоваться тем, что мое»; и с силой христианского убеждения доказывали, что в системе христианского жизнепонимания не может быть места для подобных воззрений, но что истинно христианская любовь должна думать не об этом праве, но видеть в своем имуществе общее достояние. Вообще для христианской этики писания отцов Церкви второго периода ее жизни, пожалуй, еще важнее, чем писания древнеоте- ческие, так как первые исследуют вопрос теоретически, руководясь при его разрешении не наличными порядками церковной жизни, но оценивая жизненные отношения с точки зрения руководящих начал христианской нравственности.

Уважаемый церковный писатель IV века, современник императора Константина Лактанций в своих «Божественных наставлениях» предлагает такую этическую оценку права собственности, которая яв­ляется господствующей и в творениях святых учителей Церкви IV и по­следующих веков. По взгляду Лактанция, с точки зрения христианской любви все должно быть общим достоянием, и если этого нет, то ви­ной тому наша любостяжательность, этот источник многих зол. Истин­ное богопочтение «одно только может заставить людей любить друг друга и сохранять между собой братскую связь, потому что Бог у них один общий Отец; тогда они блага общего Отца своего охотно уделяют неимущим»[124]. Напротив: «любостяжание есть источник всех зол: оно происходит от презрения к истинному величию Божию. Люди, обилу­ющие в чем-либо, не только перестали уделять другим избытки свои, но начали присваивать и похищать себе чужое, будучи влекомы к тому собственной корыстью. То, что прежде было в общем употреблении у всех людей, начало скапливаться часто в домах у немногих. Чтобы других подвергнуть своему рабству, люди стали собирать себе в одни руки первые потребности жизни и беречь их тщательно, дабы небесные дары сделать своей собственностью не для того, чтобы уделять их ближ­нему из человеколюбия, которого в них не было, но чтобы удовлетво­рять единственно своему любостяжанию и корысти. После того соста­вили они себе самые несправедливые законы под личиной мнимого правосудия, посредством которых защитили против силы народа свое хищничество»1'25. Истинная правда в отношениях людей есть, по взгля­ду Лактанция, равенство людей друг другу, как детей общего Отца[125]; и в отношении нашего имущества «единственный долг правды состоит в том, чтобы употреблять имущество свое на прокормление бедных... Истинное употребление богатств состоит в обращении их не для своего удовольствия, но для поддержания многих людей из чувства правды»[126].