Джеффри Зейг - Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном Страница 59

Наконец официантка вернулась с двумя подносами. Выражение лица у нее было несчастное и беспокойное. Я сказал: «Подайте рыбу с пюре этому джентльмену, как он и заказывал. А мне, пожалуйста, жаркое». Она так и сделала и мгновенно улетучилась. Папаша посмотрел на меня и сказал: «Такого со мной еще никто не проделывал». «Все когда-нибудь случается в первый раз», – ответил я.

Он проглотил свою рыбу с пюре и выпил чай со льдом. Я наслаждался ребрышками.

Когда мы кончили обедать, он заявил: «Я привел вас в отличный ресторан. Почему бы вам не взять на себя расходы?» Я ответил: «Вы меня пригласили. Я ваш гость. Вам и платить». «Может, хоть чаевые заплатите?» – сопротивлялся он. «Это дело хозяина», – ответил я.

Наконец, на свет появился разбухший техасский бумажник, где желательно чтобы была хотя бы одна тысячедолларовая бумажка, несколько пятисотенных, сотенных, полусотенных и по мелочи: двадцатки, десятки, пятерки и однодолларовые купюры.

Извлек он этот пузатый бумажник, отсчитал какую-то сумму и полез в карман за мелочью. На чай он оставил 5 центов. Хорошо, что я тайком от папаши передал девушке хорошие чаевые. Бедняжка так изнервничалась, что ей такое успокоительное было как раз кстати. (Смех.) Мой «кормилец» предложил стащить мой остов с лестницы, на что я ответил, что на худой конец могу сам с нее скатиться, без его помощи. Когда мы вышли на улицу, он снова проявил ко мне внимание. «Дотянете до гостиницы, не развалитесь? Или такси брать?» «Думаю, дойду», – ответил я. Мы возвращались под аккомпанемент весьма нелестных замечаний в мой адрес со стороны мистера Дина.

Когда мы пришли, я сказал: «Меня еще кое-что интересует о вашем сыне». Мы поднялись в мой номер. Он тут же заявил, что чемодан у меня мог бы быть получше, а дешевле моего кейса он не встречал. Когда я стал записывать кое-что из того, что он говорил, он и тут не удержался: «Да что вы за человек, черт побери! Даже своей ручки нет! Пишете гостиничной ручкой на гостиничной бумаге». «Расскажите мне подробнее о Роберте,» – перебил я. Он вспомнил еще какие-то моменты и спросил, возьмусь ли я лечить Роберта. Я попросил: "Передайте Роберту, чтобы он явился ко мне на прием в мой кабинет в Мичигане, ровно в 6 часов вечера.

Роберт явился в форме младшего лейтенанта флота. Заглянув в дверь из коридора, он сказал: «Так это вы та ученая шишка, что собирается меня лечить?» «Я психиатр, который собирается с вами работать», – ответил я.

Роберт вошел в приемную и окинул изучающим взглядом почти двухметрового практиканта в военной форме. Призванным в армиию студентам-медикам разрешалось служить свой срок в медицинских учреждениях. «А что здесь делает эта здоровая бутыль ни с чем?» – поинтересовался Роберт. «Джерри – студент-медик и помогает мне», – объяснил я. «Какой же вы великий специалист, если в помощниках студент?» – усмехнулся Роберт. «Весьма знающий специалист», – ответил я.

Тут Роберт заметил в кабинете моего друга, профессора-искусствоведа из Мичиганского университета. «А этот хмырь с цедилкой для супа под носом что здесь ошивается?» – «Он профессор искусствоведения из Мичиганского университета. Он тоже будет помогать мне в твоем лечении».

«А я думал, что медицинская консультация – дело приватное», – сказал Роберт. «Это так. Именно для того, чтобы не было никакого разглашения медицинской тайны, мне нужно столько помощников. Входи и садись».

Роберт сел. Джерри закрыл дверь. «Джерри, – приказал я, – войди в глубокий транс». Джерри вошел, и я продемонстрировал ряд гипнотических явлений. Работать с Джерри было замечательно.

Я оставил Джерри в трансе и обратился к профессору: «Теперь ты войдешь в транс. Когда Джерри вошел в транс, он знал, что ты не спишь. Так вот, в состоянии транса сохраняй видимость бодрствования. Ты будешь разговаривать с Робертом и со мной, но не будешь ни видеть, ни слышать Джерри». Профессор сразу же вошел в транс.

Я разбудил Джерри и затеял обычный разговор. По ходу беседы я спрашивал о чем-то профессора, тот отвечал. Затем профессор обратился к Роберту, а Джерри повернулся с каким-то вопросом к профессору. «Послушай, Роберт», – профессор, не ответив, обратился к Роберту, затем ко мне. Джерри растерянно смотрел, озадаченный такой неучтивостью. Он еще раз попытался о чем-то спросить профессора, но тот, не обращая на него внимания, продолжал беседовать с Робертом. Тут глаза у Джерри расширились, он улыбнулся и обратился ко мне: «Вы ввели его в транс, пока я сам был в трансе?» «Верно», – ответил я.

Затем я вновь вернул Джерри в состояние транса и разбудил профессора. Я разбудил Джерри, внушив ему амнезию в отношении второго транса, так что он пребывал в убеждении, что профессор все еще в трансе и поэтому очень удивился, когда тот к нему обратился.

Роберт совсем запутался, а я манипулировал с Джерри и профессором, демонстрируя все новые и новые явления гипноза. Все это чрезвычайно заинтересовало Роберта, и вся его враждебность ко мне улетучилась.

Наконец, я сказал: «Спокойной ночи, Роберт, увидимся завтра в б часов вечера». Профессору я сказал, что ему больше не надо приходить. Он свое дело сделал. А Джерри я попросил являться каждый вечер.

Когда на следующий вечер Роберт пришел ко мне, я ему сказал: «Прошлым вечером я показал тебе, что такое гипноз. Сегодня я введу тебя в легкий транс. Транс может быть легким, средним и глубоким. Когда ты будешь в трансе, я попрошу тебя делать то же самое, что делали Джерри и профессор». «Буду стараться изо всех сил», – ответил Роберт.

Погрузив Роберта в транс, я напомнил ему, как вчера Джерри в состоянии транса автоматически рисовал, и писал, и выполнял различные постгипнотические внушения. «Когда ты проснешься, твоя правая рука потянется к письменному столу, сама возьмет карандаш и ты нарисуешь картинку. Ты этого даже не заметишь, поскольку будешь увлечен беседой с Джерри».

Проснувшись, Роберт разговорился с Джерри. Они так увлеклись беседой, что Роберт не заметил, как его правая рука взяла карандаш и нарисовала человечка в лежавшем под рукой блокноте. Рисунок был детский: кружочек вместо головы, затем палочка-шея, прямая линия вместо туловища, прямые палочки для рук и ног, заканчивающиеся кружочками. А внизу написано: «Отец». К моему удивлению, Роберт машинально вырвал листок из блокнота, смял его в комок и сунул с таким же отсутствующим видом в карман куртки. Мы с Джерри разговаривали, а сами тем временем наблюдали за происходившим периферическим зрением.

Роберт явился на следующий вечер, но, войдя в кабинет, покраснел. Мы с Джерри заметили это. «Как тебе спалось прошлой ночью, Роберт?» – спросил я. «Отлично. Хорошо спалось», – ответил Роберт. «А ночью ничего неожиданного не произошло?» – спросил я.

«Нет», – ответил Роберт и снова покраснел. «Роберт, мне кажется, ты говоришь неправду. Вчера ночью произошло что-то необычное?» – повторил я. «Ну хорошо, – сдался Роберт, – вчера, когда я ложился спать, я обнаружил в кармане скомканный лист бумаги. Ума не приложу, как он туда попал, только не я его туда положил. Выкинул его в корзинку». И снова покраснел. «Роберт, я полагаю, ты мне врешь. Что ты сделал с этим комком?» «Я расправил его», – ответил Роберт. «И что ты там увидел?» – «Детский рисунок человечка, а внизу печатными буквами было выведено „Отец“'. Я снова спросил: „Что ты сделал с листком?“ – „Бросил в корзинку“. Роберт опять покраснел. „Роберт, скажи мне правду“, – настаивал я. – Что ты сделал с этим листком бумаги?» Роберт решил больше не упираться. «Ладно, говорить, так говорить. Я бросил его в унитаз, помочился на него и спустил воду». – «Спасибо тебе, Роберт, что сказал правду». Джерри и Роберт хорошо поладили, и у них всегда находилось, о чем поговорить. Они поболтали и в этот вечер, затем я отпустил Роберта, а Джерри задержался, и я поделился с ним своими предположениями в отношении дальнейших событий.

Джерри был очень способный студент. На следующий вечер, поздоровавшись, они с Робертом тут же затеяли оживленную беседу. Говорили о чем угодно, кроме проблемы Роберта.

В первый же вечер Роберт рассказал мне о своей проблеме. Сколько он себя помнил, ему всегда приходилось искать укромное местечко, чтобы помочиться. Когда и почему это началось, он не знает. Учеба в училище была для него сущим адом. Ему всегда приходилось нарушать режим и искать уединения после отбоя, потому что днем он не мог пользоваться общей уборной из боязни, что кто-нибудь может войти. Он изучил все уборные в училище с точки зрения их занятости по времени и установил, что три из них бывают наверняка свободны в час, два и три часа ночи. Ему приходилось тайком выскальзывать из общей спальни и пробираться в один из этих туалетов и так же тайком возвращаться. К счастью, его ни разу не застукали.

"Была еще одна пытка во время учебы в училище. Для поддержания добрососедских отношений горожане по пятницам приглашали нас к себе домой на выходные. Обычно нас разбирали в пятницу вечером. Приедешь в дом, а хозяйка без конца потчует то кофе, то чаем с молоком, легкими напитками, вином и сидром. И все угощения на один лад, ничего другого ни одной в голову не приходит. Я человек вежливый, вот и пью. За завтраком опять стакан молока или сока. В воскресенье тоже только и делаю, что пью, пью и пью: откажусь – обижу хозяев. Мне приходилось терпеть до утра понедельника, когда мы возвращались в училище, и я мчался в одну из трех моих уборных. Какие муки я терпел с переполненным пузырем с вечера пятницы, всю субботу, воскресенье и до утра понедельника. Страшнее ничего не придумать.