Мариано Сигман - Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения Страница 2

Этот простой эксперимент разрушает миф, существовавший более трехсот лет. Он показывает, что новорожденный младенец, обладающий лишь тактильным опытом восприятия предмета (поскольку в этом возрасте тактильное восприятие преимущественно оральное, а не мануальное), распознавал этот предмет по внешнему виду. Это противоречит также типичному заблуждению родителей о том, что взгляд новорожденного чаще всего где-то блуждает и оторван от реальности. Как мы убедимся позже, психическая жизнь маленьких детей гораздо богаче и разнообразней, чем можно предположить.

Атрофированная и стойкая синестезия

Эксперимент Мельцова дает положительный ответ на вопрос Молинье: новорожденные младенцы могут различить по виду два предмета, к которым они раньше только прикасались. Происходит ли то же самое с прозревшим взрослым слепцом? Этот ответ получен лишь недавно, когда хирурги научились бороться с катарактой, вызывающей врожденную слепоту.

Итальянский офтальмолог Альберто Вальво был первым, кто реализовал умозрительный эксперимент Молинье. Пророчество Джона Локка оказалось верным: для слепого от рождения человека обретение зрения было исполнением заветной мечты. Вот что сказал один пациент после операции, вернувшей ему способность видеть:

«Я как будто начал жить заново, но случались моменты уныния и растерянности, когда я осознавал, как трудно понимать видимый мир […]. Я видел вокруг скопления света и тени […], словно мозаику текучих ощущений, смысла которых я не понимал […]. Мне нравится темнота по ночам. Мне пришлось умереть слепым, чтобы родиться зрячим».

Пациент был настолько ошеломлен внезапным возвращением зрения, что ему пришлось учиться видеть. Соединение нового зрительного восприятия с концептуальным миром, выстроенным на основе осязания и слуха, оказалось огромной и трудной задачей. Мельцов доказал, что человеческий мозг способен устанавливать спонтанные соответствия между режимами восприятия. А Вальво продемонстрировал, что эта способность атрофируется в незрячей жизни.

Когда мы одновременно находимся в разных режимах чувственного восприятия, со временем между ними возникают спонтанные связи. Для доказательства мой друг и коллега Эдвард Хаббард вместе с Вайдиянтаном Вилейануром Рамачадраном создал два силуэта, которые мы видим здесь. Один из них – Кики, а другой – Буба. Кто из них кто?

Почти все отвечают, что Буба находится слева, а Кики справа. Это кажется очевидным, как будто иначе и быть не может. Объяснение состоит в том, что когда мы произносим гласные «у» и «а», то округляем губы, что соответствует округлости Бубы. А когда произносим «к» или «и», задняя часть языка приподнимается и прикасается к нёбу, формируя угол. Поэтому угловатый силуэт естественным образом ассоциируется с именем Кики.

Эти ассоциации часто опираются на культурную основу языка. К примеру, большинство людей считает, что прошлое находится позади нас, а будущее – впереди. Но это чистая условность. Индейцы аймара из Андского региона Южной Америки видят время и пространство иначе. В языке аймара слово найра означает «прошлое», но также «впереди», в поле зрения. А слово кипа – «будущее», также означает «позади». Таким образом, у аймаров прошлое находится впереди, а будущее позади. Это описывает их способ мышления, потому что они выражают то же самое на телесном уровне. Индейцы аймара вытягивают руки назад для обозначения будущего и вперед для обозначения прошлого.

Хотя на первый взгляд такое объяснение может показаться странным, оно настолько разумно, что возникает искушение согласиться с ним. Прошлое – это единственное, что нам известно, то, что видят наши глаза, поэтому оно находится перед нами. Будущее остается неизвестным, наши глаза не видят его, так что оно находится у нас за спиной. Аймара движутся задом наперед по своей временной шкале. Неопределенное и неизвестное будущее находится позади, постепенно возникает перед глазами и становится прошлым.

Вместе с лингвистом Марко Тревисаном и музыкантом Бруно Мецем мы задумали нестандартный эксперимент, чтобы узнать, существуют ли естественные ассоциации между музыкой и вкусом. Этот опыт объединил музыкантов, поваров и ученых, занимающихся наукой о мозге. Музыкантов просили импровизировать на фортепиано, взяв за основу четыре канонических вкуса: сладкий, соленый, кислый и горький. Они принадлежали к разным музыкальным школам и стилям (джаз, рок, классическая музыка и т. д.), поэтому каждый создал собственную неповторимую интерпретацию. Но в этом широком разнообразии мы обнаружили, что каждый вкус вызывает одни и те же паттерны: горький ассоциировался с глубокими, непрерывными тонами, соленый – с отрывистыми нотами (стаккато), кислый – с очень высокими, диссонирующими мотивами, а сладкий – с гармоничной, медленной и нежной музыкой. Таким образом, мы смогли подсолить композицию «Isn’t She Lovely?» Стиви Уандера и создать кислый вариант «Белого альбома» группы Beatles.

Зеркало между восприятием и действием

Наше преставление о времени бессистемно и переменчиво. Фраза «Скоро придет Рождество» звучит странно. Откуда оно придет? С севера, с юга или с запада? В сущности, Рождество нигде не расположено. Оно находится во времени. Эта или похожая фраза вроде «Мы приближаемся к окончанию года», показывает, как сознание организует наши мысли. Мы располагаем их сообразно строению наших тел. Именно поэтому мы говорим о главе правительства, о правой руке (имея в виду помощника) или о заднице мира и пользуемся множеством других метафор[2], показывающих, как мы организуем мышление в соответствии с образом собственного тела.

Когда мы думаем о действиях других людей, то невольно начинаем подражать им, проговаривать их слова, зевать или смеяться, как они. Вы можете провести простой эксперимент для проверки этого механизма. Скрестите руки во время разговора – и скорее всего, ваш собеседник сделает то же самое. Можно усилить этот эффект, используя более выразительные жесты: например, коснуться головы, почесаться или потянуться. Высока вероятность того, что другой человек будет подражать вам.

Этот механизм обусловлен системой зеркальных нейронов в головном мозге. Каждый из них реагирует на конкретный жест, такой как движение руки или раскрытие ладони, причем делает это независимо от того, кто его совершает – вы или другой человек. Точно так же, как мозг непроизвольно объединяет информацию, поступающую от разных органов чувств, зеркальная система – тоже непроизвольно – способна объединять наши движения с движениями другого человека. Поднять руку самому и посмотреть, как это делает кто-то другой, – совершенно разные процессы. Однако с концептуальной точки зрения они довольно похожи. В абстрактном мире и то и другое соответствует одному и тому же жесту.

Вооружившись пониманием того, как взрослые люди совмещают модальности ощущений в музыке, формах, звуках и языке и как мы объединяем восприятие и действие, вернемся к сознанию младенцев. Зададимся вопросом: является ли зеркальная система врожденной или приобретенной? Могут ли новорожденные понимать, что их собственные действия соответствуют тем, которые они видят у других людей? Мельцов решил проверить это, чтобы покончить с идеей эмпиризма о том, что мозг младенца представляет собой чистый лист.

Он провел другой эксперимент, в котором человек при контакте с тремя младенцами использовал три разных выражения лица: с высунутым языком, с открытым ртом и с вытянутыми губами, как будто он собирался поцеловать ребенка. Каждый младенец повторял его мимический жест. Имитация не была точной или синхронной; зеркало оказалась не идеальным. Но в целом ребенок с гораздо большей вероятностью воспроизводил то действие, которое он видел, чем какое-то из двух других. Это значит, что новорожденные связывают наблюдаемые и собственные движения, хотя имитация бывает не такой точной, как позже, когда они знакомятся с языком.

Два открытия Мельцова – ассоциация между нашими действиями и действиями других людей и между разными сенсорными модальностями – опубликованы в 1977 и 1979 годах. К 1980 году догмы эмпиризма были почти полностью развенчаны. Для того чтобы нанести смертельный удар, оставалось решить одну, последнюю загадку: ошибку Пиаже[3].

Ошибка Пиаже

Один из самых замечательных экспериментов, проведенных знаменитым швейцарским психологом Жаном Пиаже, получил название «А, а не Б». Первая часть выглядит так: с двух сторон стола лежат две салфетки. Десятимесячному младенцу показывают предмет, который потом накрывают первой салфеткой («А»). Ребенок находит этот предмет легко и без колебаний.

За этой с виду простой задачей стоит когнитивный трюк, известный как «постоянство объекта»: для того чтобы найти предмет, необходимо суждение, идущее дальше непосредственного восприятия. Предмет не исчез. Он просто спрятан. Ребенок, способный это понять, должен обладать картиной мира, в которой вещи не прекращают существовать, когда мы больше не видим их. Разумеется, это абстрактное мышление[4].