Гипотеза белых дыр. Об устройстве Вселенной, гравитации и теории относительности - Карло Ровелли Страница 18

Более того, однажды мы понимаем, что ориентацию черных дыр и направление нашей памяти и выбора определяет одна и та же логика, и это понимание позволяет нам осознать себя частью единого вселенского потока.

Вся информация макроскопического мира возникает из-за рассеяния неравновесия в прошлом [58]. Информация, которая хранится в памяти, происходит из информации, скрытой в прошлом неравновесии. Информация, создаваемая при каждом свободном выборе, оплачена уменьшением степени неравновесия, то есть опять же существует за счет прошлого неравновесия.

Вывод мне представляется необычным. Оказывается, первоисточник всей совокупности информации, составляющей нашу жизнь, культуру, цивилизацию, разум – наших нейронов, книг, компьютеров, ДНК наших клеток, исторической памяти общества, всех данных интернета, даже света «милой спутницы с улыбкой… // [что] пылала глубью глаз святых» [59] – не что иное, как неравновесие Вселенной в прошлом [60].

Вся биосфера, вся культура подобны бурлящей волне между двумя бассейнами, необратимому падению из состояния неравновесия, затянувшемуся на миллиарды лет из-за медлительности процессов перехода к равновесию.

Только поэтому следствия наступают после причины, а не до нее. Причина – это нечто, оставляющее след, память – ее следствие. Связь причины и следствия – это этап процесса достижения равновесия. Физика причины и следствия – это физика следов и памяти, и вся она говорит опять же о переходе к равновесию [61].

Направление времени – это направление к равновесию. Движение к равновесию. Случайный процесс, связанный с конкретным состоянием вещей в то время, которое мы называем прошлым.

Это по сути проекция, явление, определяемое точкой зрения, поскольку оно связано с макроскопическим описанием мира и зависит от макроскопических переменных, используемых для этого описания. Но такие проекционные явления могут быть поистине грандиозными. Суточное вращение Солнца, Луны и звезд вокруг нас – это проекционное явление, ведь на самом деле среди звезд и вокруг Солнца кружимся мы, но от этого вращение небесной сферы не становится менее величественным.

Точно так же, как величественно космическое течение времени.

•

В уравновешенной Вселенной – такой, как бассейн после «успокоения» волны – нет ничего, позволяющего отличить прошлое от будущего. Мы не смогли бы сказать, в каком направлении течет время.

Для нас это имело бы еще более радикальные последствия: сами мысли стали бы невозможны. Мы не могли бы ни наблюдать, ни рассуждать, потому что мысль тоже рассеивает энергию. У нас не было бы чувств, потому что чувства что-то регистрируют, то есть создают воспоминания, и потому не могли бы функционировать в состоянии равновесия. Мы не сможем слушать музыку, потому что она существует у нас в голове: мы вспоминаем уже прозвучавшие ноты. Таким образом, мы не будем существовать как думающие и чувствующие существа.

Итак, для думания необходимо неравновесие. Именно поэтому время автоматически представляется однозначно ориентированным, и именно потому нам так трудно принять мысль о том, что направленность времени – не фундаментальное свойство. Время нашей мысли ориентировано потому, что мысль – явление необратимое. Потому что мы сами – необратимые явления.

Если сформулировать все это в духе Канта, можно сказать, что существование стрелы времени (трех перечисленных в предыдущем разделе условий – неравновесия, разделения систем и длительного времени релаксации) – одно из необходимых «по определению» условий существования сознания, потому что сознание – это естественное явление для естественных существ вроде нас, чья чувствительность и чьи мысли представляют собой макроскопический феномен, зависящий от этой самой стрелы времени.

Вот, наконец, и ответ на вопрос о том, почему так трудно думать о природе, не ориентированной во времени: наша мысль есть порождение ориентированности времени, один из продуктов начального неравновесия.

Мы постоянно ошибаемся, считая себя отличными от окружающего нас мира, рассуждая как посторонние наблюдатели. Мы забываем, что мы такие же, как и всё прочее. Забываем, что смотрим на вещи, будучи одними из них.

И значит, любое исследование вещей в конечном счете оказывается тесно связанным с нами самими.

Даже когда мы стараемся понять белые дыры, мы не являемся чистым разумом, частью мира, отделенного от объектов, которые стремимся понять. Мы – процессы, управляемые теми же звездами.

•

Может быть, в этом и есть причина, по которой нас интересует происходящее в конце падения в черную дыру… Если спросить меня, что мною движет, то я отвечу: истинная причина, заставляющая меня писать, именно в этом. Или, лучше сказать, причина, заставляющая меня писать и переписывать эти «многослойные» страницы, постоянно переделывая их… Итоговый порядок слов имеет мало общего с тем сумбурным порядком, в котором они рождаются (я уже в пятый раз редактирую текст). В порядке времени всегда есть что-то от реконструкции, реальность более текуча, чем наши суетные попытки ухватить ее… Время – это не отображение реальности, а форма хранения памяти.

Изучать нечто – значит вступать с ним в отношения, формировать связи, позволяющие представить себе, упростить и предвидеть ход развития этой вещи или процесса.

Понять – значит в какой-то мере отождествить себя с понятым, построить соответствие между чем-то в структуре наших синапсов и структурой интересующего нас объекта. Сознание – это связь двух частей природы. Понимание – это более абстрактная, но более тесная связь между нашим разумом и явлениями.

Это переплетение связей между безграничным богатством нашей памяти и сказочным богатством структуры реальности само по себе – опосредованный результат постепенного уравновешивания вещей.

Мы – мыслящие и эмоциональные существа – и есть это переплетение, возникшее между нами и миром на макроскопическом уровне. Мы не только социальные существа, живущие связями с другими людьми и всей остальной биосферой, сжигающими свободную энергию Солнца. Мы еще и животные, обладающие сетью нейронов, которые благодаря этим переплетениями обеспечивают связь с реальностью.

Нам, как любопытным кошкам, интересно все, даже белые дыры. Пойти и взглянуть – это в нашей природе. Но называть это «любопытством», пожалуй, было бы упрощением. Это наше естественное отношение к вещам, потому что вещи – то, чем являемся мы. Наши собратья.

Трепет открытия, время, проведенное в спорах и размышлениях, беспечная радость того дня с Хэлом… Все это не просто любопытство – это странное и зыбкое желание приблизиться к вещам. «Мы шли туда, куда нас вел безлюдный скат…» [62]

Мне кажется, что