Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер Страница 81

т. е. противопоставлять свою волю законам и судам; право созывать сенат или народ и председательствовать над ними, т. е. направлять избирательные собрания согласно со своей волей. Прерогативы эти он имеет не на один год, а на всю жизнь, не только в Риме, а в целой империи; не разделяя их с десятком других лиц, а действуя собственнолично; не давая, наконец, никакого отчета, так как он никогда не слагает с себя своей должности».

Вместе с этими переменами шло и увеличение числа и точности социальных подразделений. Император «поставил между собою и массами множество лиц, правильно распределенных по категориям, причем одни стояли над другими таким образом, что вся эта иерархия, давя всею своею тяжестью на стоящие внизу массы, делала народ и мятежные личности вполне бессильными. Остатки древнего сословия патрициев заняли первое место, а за ним сословие капиталистов или сословие всадников – три стоящих одна над другой аристократии. Сыновья сенаторов образовывали класс, непосредственно стоявший между сословиями сенаторов и всадников… Во II столетии семейства сенаторов образовали наследственное привилегированное дворянское сословие».

В то же время административная организация сделалась шире и сложнее.

«Август создал большое число новых должностей, например верховный надзор за общественными работами, за дорогами, водопроводами, руслом Тибра, раздачей хлеба народу. Он создал также многочисленные должности уполномоченных для финансовой администрации империи; в Риме было тысяча шестьдесят муниципальных должностных лиц».

Характер устройства, свойственный армии, распространился двумя путями: военные чины получали гражданские обязанности, а гражданские чиновники становились отчасти и военными. Сановники, назначенные императором, стремясь заместить собою сановников, выбранных народом, присоединили к своей гражданской власти и власть военную, и хотя при Августе префекты преторианцев были лишь военными начальниками, однако они постепенно захватили в свои руки и всю гражданскую власть, так что в конце концов сделались первыми лицами в империи после императора. Кроме того, правительственный организм возрастает присоединением к нему целых организаций должностных лиц, бывших доселе независимыми.

«В своем рвении организовать все он стремился региментировать даже самый закон, а свободные профессии обращал в общественные должности». Для усиления власти этой широкой администрации войско было сделано постоянным и подчинено строгой дисциплине. По мере роста регулятивной и принудительной организации увеличивались и повинности производителей и, как было показано мимоходом в предыдущей главе относительного римского режима в Египте и Галлии, рабочая часть государства все более и более низводилась до формы постоянного комиссариата. Италия, наконец, дошла до такого положения, в котором огромные области «вверялись вольноотпущенникам, единственные соображения которых состояли в том, как бы обработать землю с возможно меньшими издержками и как бы извлечь от работников наибольшее количество труда при наименьшем количестве пищи».

Затем может быть приведен пример, подлежащий нашему непосредственному наблюдению, – пример германской империи. Черты воинственного типа, обнаруживавшиеся в Германии и раньше, со времени последней войны стали гораздо яснее. Армия, активная и пассивная, включая сюда чиновный и служебный персонал, увеличилась почти на сто тысяч человек; а реформы 1875 и 1880 годов, поднявшие значение резервов, на практике послужили к дальнейшему увеличению этого числа. Кроме того, когда мелкие германские государства по большей части отказались от управления своими частями (войска), германская армия теснее сплотилась воедино; даже армии Саксонии, Вюртемберга и Баварии, подчинившись верховному контролю империи, с этих пор перестали быть независимыми. Вместо ежегодного утверждения военного бюджета, как это практиковалось в Пруссии до образования Северогерманского союза[138], имперский парламент был в 1871 г. принужден вотировать требуемую годичную сумму на три года вперед; в 1874 г. он сделал то же самое на следующие семь лет, а затем, в 1880 г., в значительной мере увеличенная сумма для содержания увеличившейся армии была утверждена еще на семь лет; таким образом очевидно, как мало-помалу народный контроль устраняется императорской властью. Одновременно гражданское управление заменяется, двумя путями, управлением военным: обер-офицеры за долгую службу награждаются назначениями на гражданские места, причем местные общества вынуждены оказывать им предпочтение перед гражданскими чиновниками; во-вторых, немалое число лиц из высшего гражданского чиновничества, а также из университетов и учителей государственных школ, прослуживших один год волонтерами, считаются офицерами ландвера. В течение так называемой Kulturkampf[139] церковная организация была поставлена в большее подчинение государственной организации. Священники, отрешенные от должности епископами, оставлялись на своих местах; для духовных лиц стало считаться преступным открытое участие в оппозиции правительству; оппозиционным епископам прекращалась выдача содержания; curriculum церковнослужителей были предписаны государством, и требовался государственный экзамен, а в то же время было установлено право государства на удаление из страны оппозиционных духовных лиц. Переходя к промышленности, мы замечаем, во-первых, что начиная с 1873 г. совершается постепенный переход железных дорог в руки государства; так что частью путем стройки их вновь (главным образом для военных целей), частью путем купли три четверти всех железных дорог Пруссии сделались собственностью государства; такой же точно процент доставляют и другие германские государства, конечная цель при этом – сделать все дороги правительственными. Вмешательство в торговлю усилилось различными способами: то протекционными тарифами, то возобновлением законов о росте, то ограничением воскресного труда. При посредстве своих почтовых порядков государство присвоило себе и промышленную функцию – оно принимает к платежу и получает деньги по переводным и простым векселям, и даже пока не было остановлено протестами торговцев, оно брало на комиссию книги от издателей. Затем идут прямые и косвенные меры для распространения контроля над жизнью народа. С одной стороны, изданы законы, по которым до середины последнего года было закрыто 224 социалистических общества, остановлено 180 периодических изданий, запрещено 317 и т. п. и в силу которых различные местности были объявлены в малом осадном положении. С другой стороны, можно упомянуть о проекте князя Бисмарка восстановить цехи (т. е. корпорации с принудительными уставами для их членов), а также о его проекте государственного страхования, при помощи которого работники оказались бы значительно связанными. Хотя меры эти не были осуществлены в тех формах, в которых они предлагались, однако уже самое предложение их достаточно указывает на общее направление. Во всех этих нововведениях мы видим стремление к развитию более сплоченной структуры, к увеличению военной части сравнительно с промышленной, к замене гражданской организации военной, к усилению личных ограничений и регулированию индивидуальной жизни в большем числе частных случаев[140].

Остается упомянуть наше собственное общество со времени возрождения в нем воинственности, которое в последнее время так заметно, что наши иллюстрированные журналы почти ничем другим не наполняются, кроме военных сцен. Уже в книге «Основания социологии» я указал различные пути, которыми система принудительной кооперации, характеризующая воинственный тип, подкапывалась под систему свободной кооперации,