Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер Страница 63

видели, что в местностях, настолько отличающихся между собой, как гористые области, болота или наносные острова и лесистые страны, люди, принадлежащие к различным расам, развили это сложное политическое главенство. Замечая, что местности эти, несходные во всех отношениях, представляют то общее сходство, что все они состоят из частей, доступ к которым очень труден, мы, конечно, не станем оспаривать того, что этим обстоятельством обусловливается главным образом та форма управления, которая оказывается одинаковой у различных обитателей этих местностей.

Кроме тех сложных политических главенств, которые возникают в таких благоприятных для них местностях, существуют еще другие сложные главенства, которые являются на почве распадения других, предшествовавших им политических организаций. В особенности способны они возникать там, где народ, не рассеянный по обширной стране, но сконцентрированный в городе, может собираться в полном своем составе. При уничтожении всякого рода контроля случается, что агрегат в таком случае будет пользоваться полной свободой и установит такую народную форму правления, которая является при начале образования всех управлений; затем правильно ли или неправильно, но происходит выделение немногих, выдающихся своими достоинствами из среды всех остальных, а из этой первенствующей кучки людей с течением времени посредственно или непосредственно выделяется один, стоящий выше всех прочих. Сложные политические главенства с течением времени или становились замкнутыми, или расширяли свои пределы. Они суживаются при преобладании военного начала, стремящегося сконцентрировать распорядительную власть в немногих руках; если такое военное начало существует в течение долгого времени, то оно почти всегда изменяет сложное главенство в простое. Наоборот, расширение сложных главенств происходит путем индустриализма. Последний – соединяя вместе всех уклонившихся от стеснений, налагаемых патриархальной, феодальной или другой какой-либо организацией, и увеличивая число тех, которые обладают силой, сравнительно с числом тех, которые подчиняются силе, путем помещения этого большого числа в условия, благоприятствующие соединенной деятельности, и заменяя ежедневно вынуждаемое повиновение ежедневным добровольным исполнением обязательств и ежедневным поддерживанием требований, – стремится всегда к уравновешению прав граждан.

VIII

Совещательные учреждения

§ 490. Две части первичной тройственной политической структуры были нами взяты отдельно в двух предыдущих главах; говоря точнее, первую мы рассматривали как не зависящую от второй, а вторую как не зависящую от первой, отмечая при случае лишь их отношения к третьей части. Теперь мы исследуем две первые в их взаимном сочетании. Мы займемся не тем, как из главы, немного возвысившегося над другими, образовался абсолютный правитель, всецело подчинивший и большинство, и немногих избранных; мы обойдем и то, при каких условиях немногие избранные стали олигархией, не терпящей единоличного возвышения и подчинившей большинство, – мы рассмотрим теперь лишь такие случаи, в которых установилось сотрудничество (кооперация) между первым и вторым началом.

После того, как главенство установилось, глава продолжает иметь различные основания действовать в согласии со своими вождями. Необходимо заискивать в них, необходимо добиваться их добровольной и гласной поддержки; а в важных делах полезно разделять с ними ответственность. Отсюда – влияние совещательного собрания. В Самоа «глава деревни и главы родов образовывали и образуют еще теперь законодательную организацию данного места». У фулахов[117] «перед объявлением войны или какого-нибудь важного решения король обязан собрать совет малламов и важных людей». О государстве Мандинго[118] мы читаем, что «во всех важных делах король собирает ассамблею из главных людей или благородных, советами которых он руководится». Такие примеры можно умножить до бесконечности.

Чтобы вполне понять сущность этих учреждений и видеть, почему по мере своего развития они приняли тот отличительный характер, какой у них имеется, мы должны сперва вернуться к началу.

§ 491. Очевидные факты, происходившие во все времена и у всех народов, показывают, что совещательные организации вначале суть не что иное, как военные советы. В собраниях вооруженных людей под открытым небом мы видим первоначальное совершение той совещательной функции относительно военных мероприятий, которая впоследствии распространяется и на другие меры. Следы их происхождения переживают значительно долгое время, когда такие совещания делаются гораздо более общими по своим предметам.

В Риме, где король был сверх всего прочего еще и военачальник и где сенаторы, как главы племен (clans), были сперва военными главами, к гражданам, когда они собирались вместе, обращались, как к «копьеносцам»: тут мы видим сохранение названия, которое естественно давалось тем, которые присутствовали в качестве слушателей на военных советах. Так было позднее в Италии, когда развились маленькие республики. Описав собрание «граждан, созванных звоном большого колокола для обсуждения средств защиты», Сисмонди говорит: «Это сборище всех людей государства, способных носить оружие, называлось парламентом». Относительно собраний поляков в древние времена мы читаем: «Такие сборища до учреждения сената и в то время, как власть короля была ограничена, случались часто… и составлялись из всех лиц, носящих оружие»; в позднейшие же времена comitia paludata, собиравшиеся в течение междуцарствия, состояли из всего сословия дворян, которые сходились на открытом месте, вооруженные и одетые так, как для битвы». В Венгрии точно так же в начале XVI века «господа, на лошадях и вооруженные с ног до головы, как будто отправлявшиеся на войну, сбирались на скаковом поле Ракоса, близ Пешта[119], и обсуждали тут на открытом воздухе общественные дела». Точно так же Стеббс говорит о первобытных германцах, что их «верховный политический совет есть вооруженная нация; и хотя в период Меровингов народная власть упала, однако при Клодвиге и его ближайших наследниках народ, собравшийся во всеоружии, имел действительное участие в решениях короля». Даже до сих пор сохранился обычай ходить вооруженными там, где сохранились первобытные политические формы. «До настоящего времени, – пишет Лавелэ, – обитатели Ауссер-Родена, в кантоне Аппенцель, собираются на общие сходки, один год в Хундвилле, а другой – в Трогене, неся каждый в руках свой старый меч или древнюю средневековую рапиру». Фриман был свидетелем подобного же ежегодного собрания в Ури, где жители собираются с оружием для избрания своего главного судьи и для совещаний.

Конечно, можно предположить, что в древние беспокойные времена ношение оружия каждым свободным человеком требовалось для личной самозащиты, особенно если место собраний было очень далеко от его дома. Но очевидно, что хотя это могло быть в числе причин вооруженных собраний, но само по себе не составляло достаточной причины. Между тем как мы читаем о древних скандинавах, что «все свободные люди, способные носить оружие, были приняты» в народное собрание и что после избрания государя из числа «отпрысков священного ствола», «новый государь подымался среди стука оружия и криков массы», мы читаем также, что «никому, ни даже самому королю и его сподвижникам, не дозволялось войти в заседание суда