Политические сочинения. Том III. История политических институтов - Герберт Спенсер Страница 31

тому, велико или мало второе. Было указано – когда шла речь о положении (Status) женщин, – что между чиппева (Chippewa), а тем более между клатсопами и чинуксами[44], «живущими рыбой и кореньями, добывать которые женщины способны наравне с мужчинами, первые пользуются большим значением и влиянием, что очень редко можно встретить между индейцами». Мы видели также, что на Куэбе (Cueba)[45], где во время войны женщины присоединяются к мужчинам, «сражаясь бок о бок с ними», их положение оказывается гораздо высшим, чем оно обыкновенно бывает у грубых народов; равным образом в Дагомее, где женщины столь же воинственны, как и мужчины, они пользуются таким уважением, что в политической организации «высшее место принадлежит женщине». Из сопоставления этих исключительных случаев со случаями обыкновенными, когда одни мужчины занимаются войной и охотой и пользуются неограниченным авторитетом, в то время как женщины, занимающиеся собиранием различной ничтожной пищи и переноской тяжестей, являются презренными рабынями, становится очевидным, что различие отношений к окружающим работам дает начало различию социального положения.

Как мы видели ранее, другой иллюстрацией этой истины могут служить те немногие нецивилизованные общества, которые ведут постоянно мирную жизнь, как, например, бодо и дималы в горах Индии или древние пуэблы[46] Северной Америки: у них занятия не были резко разделены на воинственные и производительные, исполняемые раздельно обоими полами, в силу чего в таких обществах из этой относительно незначительной разницы между деятельностью мужчины и женщины вытекает или вытекало незначительное различие их социального положения (status).

То же мы увидим, переходя от этой большей или меньшей политической дифференциации, сопровождающей различие полов, к дифференциации, не зависящей от полового различия, т. е. к той, которая возникает среди самих мужчин. Там, где жизнь идет неизменно мирно, определенного деления на классы не существует. Примером может служить одно из горных племен Индии, о котором я часто упоминал как об отличающемся честностью, справедливостью и дружелюбием, сопровождающими чисто промысловую жизнь. Ходжсон говорит: все бодо[47] и все дималы равны, абсолютно равны – и фактически, и по праву; «это изумительно, но это действительно так». Подобное же говорят и о другой мирной и дружелюбной горной трибе: «Лепхасы не имеют кастовых различий». Между различными племенами папуанцев могут быть названы мирные арафуры[48], обнаруживающие «взаимную братскую любовь друг к другу» и не имеющие никакого деления на классы.

§ 456. И, как первоначальные семейные (домашние) отношения полов переходят в политические отношения, при которых мужчины и женщины в воинственных группах становятся властвующим и подданным классами, так же точно и отношения между господином и рабом – первоначально чисто домашние – переходят в политические, которые устанавливаются тем крепче, чем более вследствие постоянных войн разрастается обращение в рабство. С образованием класса рабов начинается то политическое разделение (дифференциация) между правящими структурами и структурами подвластными, которое продолжает идти сквозь все более высокие формы социального развития.

Кан замечает, что «рабство в своей самой ужасной форме существует среди индейцев на всем побережье от Калифорнии до Берингова пролива: более сильные трибы обращают в рабство всех членов других триб, которых им только удается победить. Во внутренности страны, где случаи войны незначительны, рабство вовсе не существует». И это замечание выражает лишь в ясной форме истину, наблюдаемую всюду. Очевидность убеждает, что обычай обращения в рабство развивается мало-помалу из обычая людоедства (каннибализма). Относительно нуткасов[49] мы читаем, что у них «случаются жертвоприношения рабами и угощения ими». И если мы противопоставим этот обычай с обычаем, существующим в других местах, – убивать и пожирать пленников тотчас же, как они захвачены, – мы можем вывести заключением, что захват слишком большого числа пленников, при которых они не могут быть все немедленно съедены, причем их излишек, предназначенный быть съедаемым по мере надобности, в ожидании этого, употреблялся для исполнения различных работ, привел к открытию, что служба пленников может быть ценнее, чем их мясо; отсюда возникал обычай сохранять их в качестве рабов. Очевидно, что рабство женщин, детей и тех из мужчин, которые остаются неумерщвленными, является рабством в полном смысле этого слова. Они абсолютно принадлежат своим поработителям, которые могли убить их и которые удерживают за собой это право убить их во всякое время, когда им захочется. Они становятся собственностью, с которой можно сделать всякое возможное употребление.

Захват рабов, который является вначале результатом войны, становится впоследствии целью войны. О нуткасах мы читаем, что «некоторые из слабейших триб на севере острова обыкновенно считаются за трибы, снабжающие рабами, и периодично выдерживают набеги более сильных триб»; подобное же явление замечается и между чинуками. То же самое было и в древней Вера-Паз, где «совершались периодические набеги в неприятельскую территорию… и захватывалось такое число пленников, в котором была надобность»; то же было и в Гондурасе, где при объявлении войны неприятелю посылается известие о том, что «нуждаются в рабах». То же самое и у различных существующих народов. Сент-Джон говорит, что «большая часть даяков[50] имеют большее желание завладеть рабами, нежели головами, и, нападая на деревню, убивают только тех, которые оказывают сопротивление или пытаются убежать». А что и в Африке обыкновенно ведутся войны с целью завладеть рабами – это не нуждается в доказательстве.

Разделение на классы, возникшее таким образом из войны, поддерживается затем и усиливается различными путями. Очень рано замечается здесь обычай купли. У чинуков, кроме рабов, захваченных ими в плен, есть еще рабы, которых они купили детьми у своих соседей. Как мы видели, когда рассматривали домашние отношения, продажа своих детей в рабство не представляет ничего необычного в среде диких. Расширение класса рабов, начавшееся таким образом с купли, идет все далее и далее с помощью и других средств. Такова, например, добровольная отдача себя в рабство с целью отыскать защиту, таково порабощение за преступление.

Оставляя подробности, мы должны лишь установить здесь, что политическая дифференциация, начинающаяся войною, осуществляется не помощью присоединения других обществ в целом их составе и не помощью присоединения целых классов другого общества, а помощью присоединения отдельных членов этих обществ или посредством иных подобных единичных приращений. Класс рабов, составленный из членов, оторванных от их первоначальных социальных отношений, разобщенных между собою и всецело привязанных к своим собственникам, вначале очень неясно выделяется в качестве социального слоя. Выделение его возникает лишь вместе с некоторым ограничением прав собственников. Переставая быть в положении домашнего скота, рабы начинают образовывать отдел политического целого, в котором начинают обнаруживаться их собственные права, ограничивающие права их господ.

§ 457. Обыкновенно полагают, что крепостное состояние происходит из