Без демократии не получится. Сборник статей, 1988–2009 - Егор Тимурович Гайдар Страница 28

Последний пример — 12 мая (1994 года. — Прим. ред.), вечер газеты «Завтра» (этакого «центрального органа» непримиримой оппозиции). Приветствие Баркашова встретили аплодисментами те же Руцкой, Зорькин, Бабурин… Баркашова с успехом заменил генерал Макашов[5], прорычавший следующее: «Боже, помоги выкинуть из Кремля и из России всех жуликов, проституток, воров, освободи нас от этой нечисти. А если тебе некогда, я это сделаю со своими товарищами. (Аплодисменты.) Служу Советскому Союзу». К известной всем характеристике Макашова это ничего, конечно, не добавляет, но ведь ему исступленно хлопали отнюдь не только маргиналы, а определенная часть политического истэблишмента, вполне влиятельные политики. Фотографии для истории: Ачалов, Руцкой, Макашов, Проханов, Константинов, Чикин, Анпилов, Бабурин, Невзоров, Зорькин, Зюганов, Романов, Стародубцев[6].

Руцкой, Зорькин, лидер КПРФ Зюганов, едва не ставший председателем Федерального собрания Романов — бок о бок с Анпиловым, Макашовым. Вот мелкое, но прямое доказательство «смычки» легитимных политиков, всерьез претендующих на власть, и околонацистских маргиналов. Не зря этот замечательный «вечер спевки» назывался «Согласие во имя России». Согласие с нацистами во имя России. Или согласие во имя нацизма в России? Аналога такому единому фронту в современной мировой политике, пожалуй, не подберешь. Зато аналогия есть в прошлом — так называемый «Гарцбургский фронт», созданный в октябре 1931 года в Германии реакционными генералами, националистическими политиками, королями ВПК и нацистами. Фронт этот просуществовал недолго и стал лишь питательной средой, бульоном для размножения нацистских бактерий, пожравших своих легитимных попутчиков. Гитлер и не скрывал своего к ним презрения. Но ведь и российские ученики фюрера пишут все в той же газете «Завтра» о своих союзниках: «Каждый, кто имеет совесть, обязан отдать должное именно „баркашовцам“. Именно им сегодня принадлежит право „морального“ первенства в оппозиции. Им, а не трусоватым „прагматикам“ из КПРФ или уклончивым, будто объевшимся сметаны лидерам российского общенационального союза… „Патриоты“ в Думе — это отбросы оппозиции, пролезшие в декоративный ельцинский балаган по трупам и крови своих павших товарищей… Но как бы то ни было, новым депутатам следует помнить: предавая РНЕ (партия Баркашова), вы предаете русское сопротивление, предаете павших, предаете Россию. А это вам так просто не пройдет».

Вот такие (и не такие еще) угрозы и плевки сносят от своих «крутых союзников» официальные лидеры оппозиции, не смеющие, разумеется, ответить хоть чем-нибудь подобным. Да, поистине: «моральное» первенство в этой компании захватили не вице-президенты, спикеры, депутаты, а никому (пока) не ведомые «мальчики-баркашовцы». Они диктуют «союзникам» свою мораль, заставляют их играть по своим, бандитским, правилам. Вот такое согласие во имя России. И это при том, что у нацистских маргиналов нет известного, сильного лидера. Появись он — и мгновенно вся объединенная оппозиция превратится в машину, обслуживающую такого лидера, превратится в систему рычагов и приводных ремней, помогающую такому лидеру идти к власти.

Но даже если нацистский фюрер в обозримом будущем не вылупится, все равно давление нацистов будет «разворачивать» Руцкого, других «легитимных» лидеров, превращая их в «агентов влияния» нацистской политики.

II. Идеалы…

Как же это может быть? «Чистые» нацисты имеют малый политический вес. Казалось бы, в союзе с известными националистическими политиками они заведомо слабая сторона, «меньшие братья», ведомые. А на проверку они оказываются ведущими. Чем этот парадокс объяснить?

Полнейшей идейной нищетой «легитимных» националистов.

Сколько бы они ни произносили заклинания про «просвещенный патриотизм», им так ни разу не удалось объяснить, что это такое. Их «просвещенный патриотизм» остался какой-то мертвой оберткой, внутри которой или пустота, или все та же конфета с красно-коричневым ромом. У нацистов есть идеология, есть лозунги — преступные, глупые, алогичные, но четкие, ясные, определенные. Национал-патриоты выработать свои лозунги оказались не способны.

При полной собственной идейной невнятности, при отсутствии всякого «табу» на нацизм, насилие, террор, — что они могут противопоставить воплям того же Макашова? «Даешь Советскую народную власть! Даешь народное русское правительство! Даешь русскую экономику, русскую культуру, русскую армию!» (Особенно хорош макашизм в культуре. Впрочем, все остальное обещает быть ничуть не хуже…) И в ответ на весь этот бред юристы и депутаты, профессора и писатели-патриоты покорно кричат: «Даешь!» Нашли национальный перевод для «хайль». Да, постыдная картина полной идейной капитуляции «национально мыслящей элиты», которая без всякого трения совершает свой «полет на коленях» прямо к начищенным сапогам макашовых-баркашовых.

Идеология нацизма, фашизма — злокачественная мутация национализма, национализм, превратившийся в свое отрицание, несущий гибель нации. Этот путь вверх по лестнице, ведущей вниз, точно описал В. Соловьев: «Национальное самосознание — национальное самодовольство — национальное самообожание — национальное самоуничтожение». Чтобы устоять на первой ступени, абсолютно необходимой всякой нации, но не заскользить дальше, нужна интеллектуальная и моральная самодисциплина, которой и в помине нет у национал-патриотов.

Национальный эгоизм почти так же свойствен человеку, как эгоизм личный. Озлобленный, агрессивный характер он приобретает, когда к нему добавляется жгучее чувство национальной обиды, несправедливости. У больших наций после развала империи это чувство практически неизбежно. Классический пример — та же Веймарская Германия. В России синдром «имперской обиды» тоже есть, правда, он смягчается несколькими обстоятельствами. Тут и традиционное ощущение огромности страны, почти не изменившееся после гибели СССР, и очень распространенное чувство глубокого отчуждения от государства (оборотная сторона насильственной государственной дисциплины). Проблема «жизненного пространства» никогда не жила в душе русского человека, а разговоры о том, что правящий режим — оккупационный, управляемый из США, никем, кроме пациентов психиатрических клиник, вполне всерьез не воспринимаются.

Воинствующий национализм, комплекс обиды и национальной ущемленности, пожалуй, питаются другим.

После гибели коммунистической идеологии (одновременно с этим, ввиду исчезновения объекта для борьбы, во многом утратил привлекательность и антикоммунизм) наступил глубочайший идеологический вакуум. Ценности чисто «потребительского общества» его заполнить не могут. К тому же эти ценности в жизни огромной массы людей воспринимаются как издевательство, как реклама недоступных товаров. Вот здесь в дело вступает национализм. Личная обида «замещается», «облагораживается» обидой национальной, превращается уже в идеологию, в ориентир и опору в жизни. В этом «национализме обиды и нищеты» имплицитно содержатся не только (не столько) собственно национальные, но и переплавленные в национальную форму социальные мотивы. Бедность, эксплуатация, несправедливые привилегии, неоправданное расслоение общества — все это вдруг приобретает национальную окраску, видится в коричневом свете. Так возникает интерференция социальной и национальной злобы, известная как «национал-социализм».

Подобного развития событий боялись во всех посткоммунистических странах.