Nexus. Краткая история информационных сетей от каменного века до искусственного интеллекта. Юваль Ной Харари. Саммари - Издательство «Синдбад» Страница 9

Поскольку охотники на ведьм опирались на идею мирового заговора, обвиняемых в колдовстве пытали, чтобы узнать имена сообщников, а затем пытали и этих предполагаемых сообщников. Тех, кто выступал против таких абсурдных методов, тоже обвиняли в колдовстве.

История охоты на ведьм иллюстрирует темную сторону создания информационной сферы. Охота на ведьм подпитывалась информацией, которая не отражала реальность, а создавала новые сущности. В реальности никто не знался с Сатаной и не летал на метле, но ведьмы были интерсубъективной сущностью: они появились в результате обмена информацией о ведьмах.

Таким обменом информацией занималась целая бюрократическая система. Богословы, юристы, инквизиторы, владельцы типографий и охотники на ведьм зарабатывали на жизнь сбором и распространением сведений о ведьмах, каталогизацией ведьм, изучением их поведения и советами по борьбе с ними.

Новая интерсубъективная сущность была настолько убедительной, что даже некоторые обвиняемые верили в свое участие в заговоре: ведь люди, как уже говорилось, способны усваивать ложные воспоминания. Охота на ведьм была вызвана распространением токсичной информации. Это яркий пример проблемы, созданной информацией и усугублявшейся с увеличением ее объема.

К такому выводу пришли не только современные ученые, но и проницательные наблюдатели того времени. В начале XVII века испанский инквизитор Алонсо де Саласар-и-Фриас тщательно изучил ведовские процессы и не нашел никаких доказательств реального колдовства. Он заключил, что «не было ни ведьм, ни околдованных ими, пока о них не начали говорить и писать». Саласар-и-Фриас хорошо уловил суть интерсубъективных сущностей и верно определил всю индустрию охоты на ведьм как интерсубъективную информационную сферу.

История охоты на ведьм показывает, что устранение барьеров на пути информационных потоков не всегда ведет к торжеству истины. Оно с тем же успехом может привести к распространению лжи. Абсолютно свободный рынок идей может стимулировать распространение ненависти и сенсаций в ущерб истине. Причина понятна: печатники и книготорговцы зарабатывали гораздо больше на «Молоте ведьм», чем на трактате Коперника. Научную революцию запустил не печатный станок и не свободный рынок информации, а новый подход к проблеме человеческих ошибок.

Открытие невежества

Свободный рынок информации не всегда побуждает людей находить и исправлять свои ошибки. Для торжества истины необходимы курирующие институты, способные склонить чашу весов в пользу фактов. Но институты могут использовать свое влияние для подавления критики. Возможно ли создать эффективные курирующие институты, которые использовали бы свой авторитет для поиска истины, а не для укрепления своей власти?

Такие институты как раз и появились в Европе раннего Нового времени, и именно они, по мнению автора, заложили основу для научной революции. Это были даже не университеты, а научные ассоциации, журналы и издательства, которые объединили ученых и создали обширную информационную сеть. Чтобы научная революция набирала обороты, ученые должны были доверять информации, публикуемой коллегами. Это доверие как раз и поддерживали новые институты, привлекая внимание к открытиям Коперника, а не к выдумкам Крамера. Редакторов научных журналов не интересовало, сколько люди будут готовы заплатить за чтение статьи; их интересовали доказательства того, что в статье написана правда.

Поначалу новые институты казались хлипкими, им не хватало влияния для социальных преобразований. Но научные институты обрели это влияние за счет весьма оригинальной претензии на доверие. Если церковь призывала людей доверять ей на том основании, что она владеет абсолютной истиной, то научные институты завоевали авторитет благодаря сильным механизмам самокоррекции, позволявшим находить и исправлять ошибки. Именно эти механизмы самокоррекции, а не технология печати, стали двигателем научной революции.

Иными словами, научная революция началась с открытия невежества. Наука – это коллективная работа, опирающаяся на сотрудничество институтов, а не на отдельных ученых или какую-нибудь одну безошибочную книгу. Конечно, институты тоже подвержены ошибкам. Однако научные институты отличаются от религиозных тем, что поощряют не конформизм, а скептицизм и инновации. А от теорий заговора научные институты отличаются тем, что поощряют скептицизм по отношению к себе. Среди научных институтов существует широкий консенсус по многим теориям, но лишь потому, что эти теории выдержали многочисленные попытки их опровергнуть, предпринимавшиеся не только сторонними субъектами, но и представителями самих институтов.

Механизмы самокоррекции

Как информационная технология механизм самокоррекции полностью противоположен священной книге, поскольку предполагает возможность ошибок. Под самокоррекцией автор подразумевает механизмы, которые некая сущность использует для исправления самой себя. Когда научный журнал публикует статью, где исправляется ошибка, обнаруженная в предыдущей статье, это пример действия механизма самокоррекции.

Механизмы самокоррекции повсеместно распространены в природе. Например, благодаря им дети учатся ходить: делая неловкие движения и падая, они постепенно корректируют свои действия. Постоянной самокоррекции требуют и многие процессы в организме: показатели кровяного давления, температуры тела или уровня сахара не должны выходить за пределы допустимых значений, иначе человек может умереть.

Институты тоже погибают без механизмов самокоррекции. Все институты, которым удалось просуществовать хотя бы несколько лет, обладают механизмами самокоррекции, но эти механизмы значительно разнятся по эффективности и прозрачности. Например, католическая церковь – институт с относительно слабыми механизмами самокоррекции. Претендуя на непогрешимость, она не может признавать институциональные ошибки. Иногда католическая церковь признает ошибки отдельных своих представителей, но не ошибки в священных текстах. Она всегда использовала механизм самокоррекции для контроля за священниками в их личных делах, но никогда не вырабатывала механизм для внесения поправок в Библию.

Автор считает похвальным, что католическая церковь приносила извинения за ряд своих действий в прошлом (это редкость для религиозных институтов). Однако в каждом случае папы аккуратно перекладывали ответственность со Священного Писания и церкви как института на отдельных церковников. Так, в марте 2000 года папа Иоанн Павел II попросил прощения за исторические преступления против евреев, еретиков, женщин и коренных народов. Он извинился «за применение насилия, какое некоторые вершили во имя истины».

Однако вовсе не горстка заблудших священников начинала Крестовые походы, принимала дискриминационные законы и уничтожала локальные религии по всему миру. В трудах многих отцов церкви и в указах многих пап и церковных соборов немало примеров осуждения «языческих» и «еретических» религий, призывов к дискриминации их приверженцев и насильственному обращению людей в христианство. Конечно, хотя церковь и не признает это официально, со временем она изменила свои институциональные структуры, основные догмы и толкование Священного Писания. Но что характерно для самокоррекции в институтах вроде католической церкви, даже когда она происходит, ее скорее отрицают, чем приветствуют. Первое правило изменения церковных догм – не допускать изменения церковных догм.

Чтобы сохранять свой религиозный авторитет, католическая церковь вынуждена отрицать само существование институциональной системы самокоррекции, поскольку церковь попала в ловушку непогрешимости. Раз она выстроила свое религиозное влияние на претензии на безошибочность, любое публичное признание институциональной ошибки может полностью подорвать ее авторитет.

Библия и «руководство по психическим расстройствам»

В отличие от католической церкви, научные институты строились на основе сильных механизмов самокоррекции. Научные институты признают, что даже если когда-то большинство ученых считали нечто истинным, это все равно может оказаться ошибочным или неточным. В XIX веке теория Ньютона считалась всеобъемлющим описанием вселенной, но в XX веке теория относительности и квантовая механика выявили в ней неточности. Самые знаменательные моменты в истории науки – именно те моменты, когда общепринятые знания опровергаются и рождаются новые теории.

Принципиально важно, что научные институты готовы признавать институциональную ответственность за ошибки и преступления. Например, научные журналы регулярно публикуют статьи с разоблачениями лженаучных теорий, которые когда-то разрабатывались в ведущих научных учреждениях и использовались для оправдания дискриминации и геноцида. Эти ошибки и преступления рассматриваются как институциональный провал целых научных дисциплин.

Готовность признавать институциональные ошибки способствует относительно быстрому развитию науки. Под давлением новых данных доминирующие теории часто отбрасываются уже через пару десятилетий и заменяются новыми.

Множество примеров эффективных механизмов самокоррекции можно найти в области психиатрии. На полках большинства психиатров имеется «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (DSM). Его иногда называют Библией психиатров. Но между Библией и DSM есть принципиальное различие. Это руководство, впервые опубликованное в 1952 году, каждые пару десятилетий пересматривается, и в 2013 году вышло уже издание пятого пересмотра. Определения многих расстройств со временем