Язык и сознание: основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX – XX веков - Александр Николаевич Портнов Страница 49

являет собой некую целостность и что моменты «яйности» (Ichheit) И.Г. Фихте[372] и предметной интенциональности переплетены в нем сугубо диалектически. Будучи целостностью, сознание, разумеется, несводимо к каким-либо «частям» или состояниям и не выводимо (в полном объеме, по крайней мере) не из каких предшествующих психических состояний. Более того, любая сторона работы сознания, любая из психических функций, его образующих, неизбежным образом включает в себя:

а) качество сознательности,

б) определенную дихотомию субъекта и объекта,

в) момент «подразумеваемости», а также в явном или менее явном, развернутом или свернутом виде и все остальные психические функции.

Например, память так или иначе включает в себя мышление, представление (а следовательно, в свернутом виде и восприятие, и ощущение), речь, волю и произвольность, мышление совершенно невозможно без памяти и в значительной степени без речи, восприятия, воли и т.д. и т.п. Однако встает вопрос о том, что же скрепляет все это? И тут неизбежно напрашивается представление о личностном центре сознания, без которого вся диалектика сознания грозит превратиться в ничем между собой несвязанные обозначения отдельных сторон его работы.

Чувствуя эту диалектику сознательного опыта и стремясь прояснить ее, Ясперс и вводит понятие daseiendes Bewußtsein. Это такой вид или скорее состояние сознания, которое характеризуется отсутствием разделения субъекта и объекта (например, при пробуждении или неясных и неопределимых чувствах). Это –

«переживание как движение внутреннего чувства, достигающее просветления через внезапное включение интенциональности»[373].

С точки зрения «расколотого» (на субъект и объект) сознания такое состояние представляет собой, по Ясперсу, одновременно и границу, и начало всякого сознания.

Рассуждения об этом виде работы сознания, а также о «пробуждающемся сознании» подводят Ясперса к вопросу о познаваемости сознания. С одной стороны, он отмечает возможность его философского и научного познания (причем всеобщие конструктивные схемы работы сознания он определяет как предмет логики, изучение эмпирически «бытийствующего» сознания он отдает психологии и выделяет также особую науку об историческом развитии сознания), с другой же – сознание определяется им как «граница». Это значит, и тут трудно не согласиться с Ясперсом, что оно есть предмет рассмотрения философии и «одновременно ускользает от всякого предметного изучения»[374]. Эти рассуждения у Ясперса перекидывают мостик к проблеме экзистенции, экзистенциального сознания, трансценденции, коммуникации.

Анализ форм бытия, считает Ясперс, выявивший сознание как границу исследования, требует следующего шага, а именно поиска форм существования «Я». Таковых он обнаруживает три: «Я» как эмпирическое бытие, как «сознание вообще», как возможная экзистенция. Первая форма – это «простое Я», субъект превращает себя в мыслях в объект, в некое тело конкретного индивидуума с неопределенным самосознанием в зеркале того, как мы воспринимает окружение. «Сознание вообще» – это сфера общезначимого, «принудительно правильного». В сфере самосознания – это «Я», которое может быть заменено любым другим «Я». Замена такого рода не означает идентичности субъективностей, но всего лишь то, что в определенных условиях и в определенном отношении одно сознание может заменять другое. Поэтому-то «сознание вообще», как верно отмечает П.П. Гайденко, составляет предмет изучения логики и трансцендентальной философии, а предметный мир, связанный с ним, изучается естественными науками[375]. И наконец, экзистенция и экзистенциальное сознание. Тут, пишет Ясперс, я познаю себя как «возможность безусловного»:

«Я хочу не только знать, что существует во взаимодействии причин (in Grund und Gegengrund), но и получать знание из невозможности обоснования первоначала (aus der Unbegründbarkeit eines Ursrunges wissen), в своих действиях я порой переживаю такие моменты, когда я знаю: то, что я сейчас делаю, соответствует моему, подлинному стремлению».

Если я так действую, пишет Ясперс, то на меня снисходит моя сущность; я осознаю это соприкосновение с сущностью, но одновременно не знаю ее.

«В качестве этой возможности свободы знания и действия, я и есть „возможная экзистенция“»[376].

Экзистенция в трактовке Ясперса – это

«то, что никогда не становится объектом, это источник, из которого проистекают мои мысли и действия, это то, о чем я говорю про себя словами, которые не содержат познания; экзистенция – это то, что соотносится с самим собой, а через это – со своей трансценденцией»[377].

Но может ли существовать нечто, что не есть объект среди объектов? – вопрошает философ. Может, но, разумеется, как иная ипостась бытия. Экзистенция – это такая составляющая человеческого бытия и сознания, которая в принципе не должна быть предметом рационально-научного изучения, стремящегося отождествить ее с наличным бытием или «сознанием вообще». Философско-спекулятивное мышление («научная философия») отождествляет экзистенцию с духом. Единственно адекватная форма, в которой нами переживается экзистенция, в которой она нам «явлена», это то, что Ясперс называет Existenzerhellung – «экзистенциальное прояснение» (как переводит П.П. Гайденко) или «просветление экзистенции» (как склонны переводить мы)[378].

Экзистенция, а точнее, «просветление экзистенции» предполагает коммуникацию. И вот почему. Экзистенция в трактовке Ясперса практически идентична свободе. Но свобода понимается им прежде всего как свободное определение себя: «там я решаю, что я такое есть». Экзистенция включает в себя «абсолютно независимый момент основанности в себе самой», который необходимо отличать от похожей на него внешне и поэтому ведущей к заблуждениям «самокапсулизации» индивида в целях сохранения его эмпирической индивидуальности. Независимость экзистенции предполагает коммуникацию, а «самокапсулизация» – нет[379]. Поскольку экзистенция и есть самовыявление, самоосуществление личности, то она предполагает обращение к другим людям:

«То, что я есть, я не могу познать в качестве изолированного существа».

Сопротивляясь случайности моего эмпирического бытия, пишет Ясперс, я познаю сам себя в коммуникации:

«То, что я существую, не дано мне никогда более ясно, нежели тогда, когда я с полной готовностью обращен к другому. Я становлюсь тем, что Я есть, поскольку и другой становится самим собой»[380].

В принципе коммуникация возможна не только на ступени экзистенциального мышления и сознания. Как совершенно верно отмечает П.П. Гайденко, Ясперс описал три типа сознания, известных в классической философии

«под названием эмпирического сознания, рассудка и разума, т.е. сознания, взятого на уровне отдельного индивида, родового субъекта и, наконец, абсолютного субъект-объекта, т.е. идеи, как ее понимал Гегель»[381].

Коммуникация на уровне «предметного сознания» – это связь всех членов общества через единый закон, ее сферой является прежде всего наука, где ученый должен стать на точку зрения «сознания вообще», а также сфера этического и правового регулирования.

На ступени духа коммуникация представляет собой образование идеи целого из общественной субстанции. Отдельный человек осознает себя стоящим на своем месте, которое имеет особый