Kairos, критический момент. Актуальное произведение искусства на марше - Валерий Александрович Подорога Страница 13

66

Инертность инсталляции не мешает её удивительной пластичности: она утверждает себя в любом пространстве, не встречая сопротивления. Собственно, инсталлировать, насколько я могу понять эту художественную акцию, – это раз-мещать, по-мещать, давать место тому, что его не имеет и чаще всего и не должно иметь. Инсталляция – всегда в пространстве, но всегда – не в «своём». И чем более пространство закрыто, замкнуто на себя, заполнено, чем более оно «не подготовлено» к неожиданному вторжению, тем более силён эффект инсталлирования. Когда инсталлируют, то всегда что-то делают с пространством и вещами, его заполняющими. Пытаются открыть в любом другом уже заполненном пространстве, реальном или воображаемом, различного рода пустоты («поры», «срезы», «обрывы», «трещины»), то есть всякого рода «незаполненности» и то, что можно было бы назвать пространственностью самого Пространства. Отсюда аксиома, которой я буду следовать, размышляя об инсталляции: пространство не существует без того, что́ его заполняет, то есть без модуса его заполнения – пространственности. А это значит, что инсталляция открывает в наличном пространстве свободные «места», которые не могут быть заполнены. Однако в том-то и всё дело, что, открывая их, она их заполняет, инсталлирует объектами, которые в свою очередь должны быть знаками этой изначальной незаполненности всякого пространства. Этим она избавляет нас от по крайней мере трёх «сильных» иллюзий: веры в то, что пространство может быть заполнено, о-граничено другими пространствами; что его универсальной мерой является антропоморфное, круговое со-расположение мест и вещей (М. Хайдеггер); и что оно предназначено для того, чтобы быть со-размерным экзистенциальной и физической протяжённости наших тел. Напротив, мы знаем, что многие пространства могут обходиться без человеческого присутствия: накладываться друг на друга, существовать в одном времени, месте или событии, превращаться, исчезать, вновь появляться. И это оказывается возможным, поскольку для всех отдельных пространств мы можем найти общее и неизменное качество: резервную протяжённость. Мы часто говорим, что пространство простирается, открывается, уходит в глубину, расширяется или, напротив, сужается, закрывается, «давит на нас», то есть словно имеет своё собственное движение, указывающее на его универсальную пластичность и бесконечную в-местимость. В любом пространстве, даже если оно выглядит для нас заполненным до краев, всегда остаётся резерв для его заполнения, и этот резерв неустраним. По отношению к каждому занятому месту в пространстве существует и порядок незанятых мест, которые могут быть заняты в любой момент, но также и порядок мест, которые нельзя занять ни при каких условиях. Я хочу сказать, что каждое место может быть занято и отделено от другого только в силу этой потенциальной незаполненности пространства. Естественно, что здесь идёт речь об экзистенциальной пространственности, пространствах жизни, именно такие пространства и пытается исследовать инсталляция, если видеть в ней один из инструментов познания.

67

Инсталляция исследует резервные пространства жизни, которые жизнь как бы имеет про запас, не использует и всегда пытается сберечь то ли как спасительный выход, то ли как начало возможной экспансии. В этом, если хотите, метафизический цинизм инсталляции. Ведь её объектом становится вот эта незаполненность, пустотность, эта невидимая и неслышимая бескачественная, нейтральная форма, в которой находит выражение пространственность пространства: всегда между вещей – то, что разделяет их и ограничивает, даёт им место, но и отнимает, – мировая поверхность. Другими словами, инсталляция превращает всё, что инсталлирует, в объект, и прежде всего то, что мы называем Р-пространством (резервным); но, превращая вещь в объект или серию объектов, она сама становится объектом, в пределах которого происходят все другие объектные превращения, становится рамкой, захватывающей Р-пространство любого пространства. Чтобы захватить вещь, событие или «часть» пространства, инсталляция должна быть:

– мировой рамкой, позволяющей видеть пространственные миры с точки зрения абсолютно нейтрального наблюдателя, но эту позицию занимает не Бог, не Субъект, здесь, если можно так сказать, «пространство наблюдает самоё себя», устанавливая собственные границы, и это Поверхность;

– концептуальной, озна́чивающей все способы объектных инсталляций; и здесь, бесспорно, появляется субъектная форма, наблюдатель со всем его багажом пристрастий и контекстов;

– визуальной (или перцептивно-чувственной), захватывающей пространственность вещи благодаря превращению её в чисто оптический объект (или любой другой чувственный объект, которым она на самом деле не является).

68

Мировая и концептуальная рамки невидимы и относятся к природе самого инсталляционного акта, организующего поле объектов и пространства, в которые они помещаются. Нетрудно заметить, что инсталляция пытается утвердить новые пороги «пространственного чувства», изменяя близлежащее, средовое окружение с помощью иногда достаточно сложной конфигурации подобных рамок: одна в другой, рядом, поперёк или поддерживает другую, открывая своего рода окна в обыденном, любом функционально рутинном пространстве, в которых-то и появляются её странные объекты, утратившие память, смысл и чувственные качества того пространства, в котором они существовали прежде как вещи. Не потому ли инсталляции так чуждо специализированное, выставочное, музейное пространство, не потому ли она стремится всегда захватить не просто отдельный «участок» или «территорию» другого пространства, но и саму его возможность быть пространством?

69

Инсталляционная рамка, конечно, отличается от известных и разнообразных техник рамочного сечения образа, присущих живописи и кинематографу. Там рамка ещё принадлежит целостной структуре произведения, является его видимой границей и одновременно идеальной и открытой; и если она варьируется, то только для того, чтобы установить новую точку зрения на ту же самую целостность. Например, развить физическую двухмерность живописного полотна в иллюзионистскую глубину, то приближая, то удаляя изображение различными срезами. Весь интерес обращён здесь к исследованию заполненных, «вещных» пространств, их внутренней организации, нежели к тому, что делает эти пространства возможными, если хотите – резервными и нейтральными.

70

Традиционная рамка не посягает на резервное пространство, ибо его поиск, захват и открытие не являются задачей выражения. Инсталляция ничего не выражает и не отражает. Рамка не стремится к строгости геометрической фигуры, но что́ она делает всегда – это размещает свои объекты в замкнутых границах «нейтральных» или пустых полей пространственности. Отсюда её специфическая чувственная оптика, которая улавливает в любой вещи её нейтральное, объектное бытие. Любая вещь, событие, тело или сила могут быть инсталлированы, то есть помещены в своё же собственное резервное пространство, и получить в силу этого своё объектное измерение. Так, последовательными смещениями, рамка преобразует вещь в объект, уничтожая отнесённость объекта к субъекту, не допуская возникновения между ними смысловой связи, этого тайного соглашения, благодаря которому мы подчас видим в объекте просто другую вещь, символ, аналогию, иносказание. Лишить вещь её вещности – это значит устранить антропоморфную ауру, окружающую её в повседневном мире; откопировать её образ двойником из того пространства, которое она никогда не может занять, оставаясь именно этой вещью. Вот почему объект для инсталляции – это не