Питер Хизер - Великие завоевания варваров Страница 30

Глобализация

Связи с Римом, существовавшие одновременно на разных уровнях и нередко накладывавшиеся друг на друга, ускорили трансформацию германского мира. Экономические потребности приграничья – возможно, в сочетании с передачей методов и технологий производства – стимулировали развитие сельскохозяйственного производства, которое, в свою очередь, вызывало другие изменения. Многие отправлялись на военную службу в римскую армию в качестве наемников и приносили домой либо деньги, либо ценности, полученные по окончании военной карьеры. К тому же (по крайней мере, в некоторых регионах, где имелись постоянные поселения, состоявшие в тесной связи с империей) в определенные периоды были в ходу римские монеты, ставшие элементом эффективного и простого механизма обмена. Появлялись новые торговые сети, возможно для продажи железной руды и куда более ценных товаров – рабов и янтаря. И не менее важным, чем новые источники обогащения, открывшиеся для германского мира, было то обстоятельство, что торговля рабами и янтарем требовала более сложных форм организации. Тут уже не просто римский покупатель подходил к германскому производителю. Северный янтарный путь и разросшиеся сети работорговли подчеркивают, что доходы вовсе не накатывали плавной волной на весь германский мир, разделяясь в равной степени между племенами. Появлялись отдельные группы, которые закрепляли за собой, нередко с помощью силы, право извлекать большую выгоду из новых возможностей, предоставляемых продвижением римских легионов к Рейну и Дунаю. Дипломатические и политические контакты также приводили к появлению новых источников обогащения; к тому же цари обладали, помимо всего прочего, военной силой в виде их личных дружин, а значит, могли требовать больших доходов и прав в торговле, а также забирать немалую часть ежегодных субсидий, поступавших в их земли.

И в то же время перемены в германском обществе форсировались иными контактами с Римской империей. Ежегодные выплаты не предоставлялись просто так, их нужно было заслужить – ведь экономическая поддержка была лишь одним из многочисленных приемов римской дипломатии для сохранения мира вдоль границы. Иногда приграничные германские племена подвергались военным налетам со стороны Рима. Влияние империи на них было столь велико, что ее правитель даже имел право решать, где им жить, с кем заключать союз, под чьей властью находиться. К тому же Рим нередко требовал с вынужденных союзников товары, услуги и даже людей. Их общественная жизнь должна была укладываться в жесткие рамки открытого, унизительного преклонения перед властью империи. Недовольство, вызванное этими обстоятельствами в большинстве народов-клиентов, выражалось в настоящей эпидемии мелких набегов на римские земли. На мой взгляд, оно также сыграло важную роль в процессе легитимации нового типа военных королевств, которые появились в германских землях в этот период и стали основанием более прочной политической консолидации, наблюдаемой в новых союзах. В распоряжении военных предводителей были реальные силы, позволяющие им требовать больше ресурсов у своих подданных и получать больше прибыли из новых источников обогащения, но при этом они также были способны защитить своих сторонников от имперского произвола.

Другими словами, «позитивные» и «негативные» аспекты связей, появившихся между германскими племенами и Римской империей (хотя, опять же, такого рода термины неизбежно порождают вопрос: для кого они были положительными или отрицательными?), возымели в общем и целом тот же эффект. По мере укрепления этих отношений и первые и вторые ускоряли процесс политического объединения. То, что мы наблюдаем, по своей сути, – это ранний пример глобализации. Плохо развитая экономика, построенная преимущественно на натуральном хозяйстве с невысокой диверсификацией производства, а также слабой торговой и социальной стратификацией, внезапно оказывается бок о бок с высокоразвитой экономикой и мощным государственным аппаратом Римской империи. Новые источники обогащения и усилия, прилагаемые для установления контроля над ними, а также для ограничения агрессии Рима, в конечном итоге вызвали к жизни новые, более развитые социальные структуры, на основе которых появились новые политические образования. Близкое соседство и действия империи и соответствующая реакция на них местного населения и создали новую Германию позднеримского периода.

Разумеется, нельзя сказать, что доримское германское общество наслаждалось процветанием и покоем. Как мы видели, существенная разница в развитии между германскими носителями ясторфской культуры в Северной и Центральной Европе и западноевропейскими кельтами, носителями латенской культуры, наблюдалась задолго до того, как римские легионы покинули средиземноморское побережье. И, как мы уже видели, в отсталых обществах, населявших регионы с остатками ясторфской культуры, уже начинался процесс реорганизации – им была нужна возможность пользоваться достижениями своих более развитых соседей, носителей латенской культуры, а ведь дело было задолго до того, как в этом регионе появились римские войска. Очень показательна в этом плане личность Ариовиста – идеальный пример трансформации, которая неизбежно происходит, когда рядом сосуществуют два общества с разным уровнем благосостояния. Преображение местных германских племен началось еще до того, как в игру вступил Рим. Но в начале н. э. Европа образца латенской культуры сменилась еще более богатой, монолитной и куда более успешной в военном плане Римской империей. В результате сила воздействия мощных внешних стимулов и реакция на них германского общества возросли многократно.

Возможно, неравенство среди самих германцев в конце концов стало бы причиной появления более крупных и прочных политических образований, даже без вмешательства Рима. Однако постоянное и динамичное взаимодействие с империей ускорило этот процесс на много веков. Однако даже это не открывает нам полной картины того, как контакты с империей преобразили Древнюю Германию. Нам необходимо еще изучить миграционные феномены, развернувшиеся одновременно в разных регионах Германии, вкупе с социальной и политической трансформацией существовавших в ней сообществ.

Глава 3

Все дороги ведут в Рим?

Летом 172 года император Марк Аврелий оказался в отчаянном положении. Вдоль всех европейских границ Рима по-прежнему полыхало пламя войны, с 166 года, в особенности в регионе среднего течения Дуная, где теперь увяз сам император. Один из его главных командиров, преторианский префект Виндекс, был убит к северу от Дуная в битве с германским племенем маркоманов в Богемии. Марк Аврелий возглавил второй поход римлян против квадов в Словакии. Лето выдалось на редкость жарким, а римляне, продвигаясь по чужой территории, были вынуждены идти строем в полном вооружении и доспехах. Квады знали местность – и были осведомлены о приближении римлян. Вместо того чтобы встретиться с ними в битве, они отступали, заманивая их в глубь страны, все дальше и дальше от подводов с провизией. И наконец ловушка захлопнулась. Римляне были захвачены врасплох, без продовольствия и даже без воды, квады окружили их, сражаться не было нужды.

«Тогда варвары приостановили сражение, полагая, что легко добьются победы благодаря жаре и отсутствию [у римлян] воды, и, заняв все [высоты], заперли их со всех сторон, чтобы им неоткуда было взять воды: варвары ведь имели многократный численный перевес. И вот… римляне оказались в исключительно скверном положении, страдая от усталости, ран, солнца и жажды, уже не могли из-за этого ни продолжать битву, ни отступить, но продолжали стоять в строю на своих позициях, палимые зноем».

Их положение казалось критическим.

«Неожиданно собрались большие тучи и – не без воли божества – разразился мощный ливень… Когда ливень хлынул, сначала все поднимали головы и ловили его ртом, а затем одни подставляли под него щиты, другие шлемы и жадно тянули воду сами и давали пить коням. А затем, когда варвары на них напали, они одновременно пили и сражались».

Вода дала римлянам новые силы и вынудила квадов вступить в бой, поскольку теперь надеяться на капитуляцию римлян от жажды и изнеможения от зноя не приходилось. Гром и молнии – по словам очевидцев, разившие варваров – довершили начатое, и Марк Аврелий вырвался из ловушки, сохранив свою армию и пополнив список своих военных успехов блистательной победой.

Дождь, разумеется, был объявлен чудом Марка Аврелия, и о спасении римской армии говорили повсюду, его сочли еще одним доказательством того, что высшие силы поддерживают Римскую империю. Вызвал он и немало споров. Дион Кассий, на чьи труды мы в основном опираемся, приписывает божественное вмешательство заслугам Арнуфия, египетского мага, христианские же авторы утверждают, что молитвы христианского легиона из Сирии были услышаны. Какие бы высшие силы ни решили вмешаться, гроза спасла императора от плена, и он был очень им благодарен. Он выиграл войну и восстановил мир на европейской границе империи, хотя на это ушло почти целое десятилетие. Чудодейственный дождь, наравне с прочими событиями войны, был увековечен в резьбе на триумфальной колонне, которую император приказал возвести в честь победы в столице[105]. Но почему Марк Аврелий вообще оказался в такой опасности?