Круглый стол на пятерых - Георгий Михайлович Шумаров Страница 49

вопросы терапии. Он не перебивал ее, но умело использовал передышки в рассказе женщины, зная из опыта, что, как ни странно, люди чаще приходят рассказывать врачу, а не выслушивать его. В заключение он посоветовал ей попить топяную сушеницу, о которой вычитал в «Лекарственных растениях». Работа в районе научила его ценить народный опыт, хотя Карпухин знал: что многие из его коллег в угоду научному скепсису называют это чуть ли не знахарством.

— Хоть бы половчало, — вздохнула женщина и протянула Виталию три рубля, — а то вот в левой руке боль очувствляет…

Ему пришлось сделать строгое лицо, чтобы избежать упрашиваний. Она завязала деньги в платок и с порога поблагодарила:

— Дай тебе бог хорошую жену!

Увидев Валю, он махнул рукой и сказал:

— Для таких, как я, нужно, чтобы жена была по совместительству министром общественного порядка.

Клавдия Павловна проводила старуху и объяснила, сглаживая неловкое для горожанина впечатление от визита:

— Жизнь у нее тяжелая была. Муж ее только что печкой не бил…

Скоро пришел Евгений. Он долго фыркал под умывальником, потом с полотенцем через плечо подошел к Карпухину и протянул руку.

За столом разговор сначала не клеился. Брат смотрел на Карпухина не то что недружелюбно, а как-то выжидательно. Наверное, все братья симпатичных сестер становятся похожи друг на друга перед лицом вот такой долговязой опасности.

Клавдия Павловна взглянула на портрет мужа, и у нее неожиданно вырвались слова, от которых она сама притихла и покраснела:

— Вот бы посмотрел отец…

Сын закашлялся, зло отодвинул тарелку. Валя подхватила из рук матери блюдо с курицей и стала поспешно обходить стол.

— Папа не любил кур в хозяйстве, — засмеялась она, — просто ненавидел. Если курица заходила на веранду, он ей сворачивал голову.

Брат кивнул, оценив находчивость сестры.

— И еще он не любил, когда какой-нибудь начальник пообещает: «Мы этот вопрос решим…» Вот не любил! Он говорил, что это есть хитрость у бюрократов — «решим вопрос». А бюрократам он тоже готов был головы того…

Карпухин не смутился, все шло нормально. Если бы это происходило за круглым столом общежития, Виталий уже что-нибудь выдал бы в гривуазном духе. Только одно тревожило Карпухина: что скажут ребята, когда узнают, где он был. Уж наверняка Зарубин сплетет сеть из причастных и деепричастных оборотов, в которой станет биться жиденькая мысль.

— Между прочим, — говорила Валя, поглядывая на Карпухина, — с ним здесь работала Клара Архиповна Щапова, она знает, как он не любил бюрократов.

— Вот как? — встрепенулся Виталий.

— Она была бухгалтером, — объяснила Клавдия Павловна.

— И проворовалась, — буркнул Женя, наливая в рюмки.

Виталий, чтобы не оборвалась тоненькая ниточка интересного разговора, заметил:

— Веселая женщина. Быть ей конферансье в тюремной самодеятельности.

Мать улыбнулась, словно что-то вспомнила, да не стала говорить. Сын выпил рюмку, похрустел огурцом.

— Не посадили ее, выкрутилась, — сказал.

— Зато потом на мне отыгрывалась, — вздохнула Валя, — не принимала на работу, крутила…

— Ладно вам, — запротестовала мать. — Очень интересно это доктору слушать.

— Вы все время будете в травматологическом отделении? — спросила Валя.

— Нет, скоро перехожу в хирургическое. Травматология уже надоела. Вечно в гипсе вымазан. Идешь но улице, а старухи судачат: «Смотри-ка, маляром работает, а одет-то прилично и шляпу избоченил!»

Когда встали из-за стола, к Виталию вернулось ощущение времени. Они с Валей вышли на веранду. На сарае позади дома бегали солнечные зайчики от раскрытых окон, которыми играл ветер. Добродушного вида пугало в подсолнухах растопырило рваные рукава.

— В расчете на птичий умишко? — кивнул Виталий в сторону огорода.

— Что? — не поняла Валя.

— Да нет, просто так. Значит, я пойду…

Ему стало грустно. На минуту показалось, что это конец. Завтра при встрече она пройдет мимо, опустив глаза. А он не найдет в себе смелости остановить ее. Так не раз уже случалось с другими знакомыми девушками. Поэтому Карпухин не любил девушек с повадками цариц. Чопорные, надменные, с короткой памятью, они напоминали ему кошек, которые на улице дичают и не узнают хозяина, не подходят, как их ни зови. А ведь сидели на коленях…

Он посмотрел в ее глаза и сразу же забыл о царицах и кошках. Валя стояла совсем рядом, запрокинув голову, маленькая, тоненькая, с пышной, как и положено в этом году, прической. И вот такая невиданная сумела затмить собой красоту Аси и Гали Степановой.

— Я приеду завтра, успею к работе. Сестра сегодня свободна, и я побуду с мамой.

Мама мелькала то с посудным полотенцем, то с кипой высохшего белья. Женя в комнате подпевал репродуктору. Странно, что Виталия больше не пугала простота отношений с Валей Филимоновой — та самая простота, которая в глазах иных людей сама по себе не существует, а только скрывает за собой нечто такое… Ух, эти сплетники!

— Ты ухаживаешь за ребенком сестры? — Сказал «ты» и не заметил. Уже потом догадался по необычному звучанию вопроса.

— Я делаю Ларисе массаж. Она болела полиомиелитом.

Он порывисто пожал ее руку и сбежал с крыльца. Не оглядываясь пошел мимо бревен у забора, мимо молодых тополей, озадаченных кумушек и расцвеченных закатом окон.

А вы не слыхали, а вы не слыхали, что будут закаты имени Вали?

В конце улицы повернулся, чтобы посмотреть на ее дом, и налетел на бабку с коромыслом.

— У-у, селедок обожрался! — довольно добродушно отметила бабка, останавливаясь и успокаивая ведра.

А вы и не знали, а вы и не знали, что будут рассветы имени Вали?

Уже в поле, там, где дорога разделилась на две, он немножко пришел в себя. Какого черта человек торопится? Вспомнилось добродушное огородное пугало, Клавдия Павловна, мелькавшая с полотенцем. Вот если бы она не ходила туда-назад… И врезалась в память железная крыша их дома. — Он посмотрел на нее в конце улицы и налетел на тетку. Вода из ведер плеснула на его ботинки, и сейчас они покрылись пыльными пятнами. И запомнился чистенький их двор с солнечными зайчиками от раскрытых окон.

Над городом вовсю горел закат. Дома на его фоне темнели скучно и однообразно. Природа — великий пиротехник. Облака подсвечены снизу и подсинены сверху. А солнце похоже на большую красную женскую пуговицу — это уже не пиротехника, сравнение заимствовано у парижских домов модели «От кутюр».

Виталий пошел по правой дороге через железнодорожный переезд. До города так ближе, а что отсюда не ходят автобусы — это сейчас не играет для Виталия никакой роли. На переезде он пропустил поезд. Под откосом девочки махали мелькающим вагонам — ромашки в руках, платьица треплет поднявшийся ветер. Вот об этом бы писать стихи!

Карпухин задумался