Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах - Евгений Викторович Барабанов Страница 8

к осмыслению действительности и своего назначения в ней. Этот слой тонок и почти незаметен над огромным морем обманутого населения. Интеллигенция как на наковальне: вверху аппарат насилия и лжи, внизу – агрессивная по отношению к культуре и свободе «масса», состоящая из мелких служащих, отнюдь не связанных с землею крестьян, рабочих (отнюдь не пролетариев), низших офицерских чинов и прочих категорий полуобразованных или малообразованных мещан, представляющих собой по своим взглядам, привычкам и рефлексам классический тип homo sovieticus’a. Однако, это положение не безнадежно, и в этой массе заметно брожение, и ей передалась неуверенность и усталость от неизвестности и неопределенности – она хочет чего-то устойчивого и положительного, она хочет верить в своих вождей и в их идеалы. Масса живет не своим умом, но теми идеями, которые выделяет культурная элита. От ее самосознания и ее ценностей зависит будущее России. До последнего времени интеллигенция, отказывая в доверии коммунистическому режиму, переходила обычно на позиции отрицания, злобствования втихомолку. Ее бессилие, кажущаяся невозможность сказать свое слово, неизжитый страх побуждали ненавидеть весь мир и саму себя, все глубже погружаться в уныние и бездеятельность.

Это длительное состояние разрешилось для немногих выходом к гражданской жизни, к осознанию своей миссии и обязанности выработать положительные идеалы. Но пока лишь для немногих и к очень медленному и малопроизводительному творчеству, а ведь известные сроки могут быть снова (как и в 1917 г.) упущены, снова стихийное возмущение, спровоцированное какими-либо экстремистами, может опередить вызревание идей и нравственного самосознания. Новая резня, если таковая начнется, может оказаться страшнее прежней, ибо русский народ совсем отвык от добра и забыл о Высшей Правде. Тогда Россия перестанет существовать окончательно, потому что есть предел беззакония. Пока еще отпущено время, пока еще это в нашей воле, мы должны сделать все возможное, чтобы исполнить свой долг перед Богом и перед Россией.

Итак, к творческой работе призывается русская интеллигенция. Однако, в чем же смысл этого творчества? Индивидуально ли оно – ведь сейчас в России многие «пишут», пишут мемуары, пишут стихи, прозу, даже статьи, но все это лишь для себя, для узкого круга друзей или для самиздата? Говорим ли мы о таком творчестве, надеясь, что творческое озарение таинственно, через неведомые механизмы воздействует затем на нашу эпоху и облагородит ее? В каком-то смысле речь идет об этом, но не только об этом. Говорим ли мы далее о более полном творческом освоении русского и мирового культурного наследия, о возвращении к религиозным истокам русской культуры, к христианской философской интуиции, ставшей на рубеже XIX и XX веков источником культурного и церковного возрождения? Да, мы зовем и к этому, но не только.

Призываем ли мы, наконец, к широкому христианскому воцерковлению, к движению интеллигенции в настоящую Церковь; призываем ли лучшие силы православия воспрянуть духом и отдаться церковному творчеству, восстанавливая все утраченное за полвека, активно привлекая к Церкви свежие молодые силы, проповедуя и пророчествуя. Да мы зовем к этому, но не только.

Главная цель героического творческого усилия интеллигенции может заключаться только в целостном Возрождении России. Не в реставрации старого порядка, не в простом свержении коммунистического режима, но в истинном освобождении от поработившего нас до самых глубин душ наших зла, в восстановлении духовных начал нации, в воссоздании для нее возможностей быть подлинно христианским народом.

В глубине русского духа совершилось отпадение от Бога, грех порабощения ложному кумиру. Из глубины духа и возвращения к истинной Божией любви и свободе произойдет освобождение. Невозможна реставрация России прежней; ведь революция и большевизм явились в какой-то мере наказанием за былые грехи, Божьей карой за прежние беззакония. Но и большевизм – не татарское иго, не варяжское нашествие: революцию делали не одни евреи. Потому коммунистическая власть есть не внешняя сила, но органическое порождение русской жизни, средоточие всей скверны русской души, всего греховного нароста русской истории, который нельзя механически отрезать и бросить. От него можно только внутренне отказаться, в нем нужно раскаяться. Но и возврат к дореволюционному православию, как бы он ни казался желателен для некоторых, также невозможен. Не за чистоту православия был наказан русский народ атеизмом, поразившим весь мир сатанинской ненавистью к Богу, закону Его любви и человечности. Вековой смрад запустения на месте святом, рядившийся в мессианское «избранничество», многовековая гордыня «русской идеи», которая спасет Запад и «разлагающуюся» католическую Церковь, весь грех многовекового разделения, вражды, вся мерзость великодержавной спеси, в которой русская интеллигенция упорствовала, – все это лежит тяжелым камнем на душе России, не пуская ее к освобождению. Только на основе этой вселенской русской спеси стал возможен соблазн революции и государственного тоталитарного атеизма. Россией принесено в мир Зла больше, чем любой другой страной и вернуться к догреховному состоянию (которого в русской истории не было) нельзя. Можно лишь возродиться через покаяние. Это единственный путь. Духовный соблазн лежит в основе коммунизма, мессианский соблазн – в идее религиозной чистоты и предизбранности исторических форм православия перед другими церквами, соблазн великодержавной мощи очевиден и в нынешней политике. И каждый из них имеет пристанище в нашей душе, ослепляет ее, усыпляет ее нравственное самосознание, ослабляет ее религиозную волю.

Если покаяние русской интеллигенции станет подлинно огненным мистическим очищением, если она вновь не истратит и не погубит себя в подлых раздорах, но объединится в едином порыве к этому покаянию, то пламя его, без сомнения, займется в самых глухих уголках России, религиозным подъемом отзовется во всем христианском мире. Тогда и создадутся, наконец, возможности рафинированному русскому религиозному Ренессансу перерасти в могучее возрождение в Духе и Истине.

Но пока еще не изжит грех России. Это сделает лишь осознанная и добровольно принесенная жертва. Муки отцов и дедов, смерть и страдание миллионов и миллионов замученных русских людей – не были до конца жертвой искупления, потому что в них не всегда было свободное приятие, в них была и бездумная покорность необходимости. Болезнь и смерть есть следствие всякого греха – личного и общественного, они не могут его искупить. Только в огне добровольной жертвы рождается дух свободы, и вольное принятие Креста Господня ознаменует рождение новой России.

В рабстве же и медленном вырождении будем прозябать, доколе не воскликнем: «Сознаем, Господи, нечестие наше, беззаконие отцов наших, ибо согрешили мы пред Тобою». (Иерем. 14,20).

Вестник РСХД. 1970 № 3 (97), с. 4–7.

(под псевдонимом N. N.)

Русский мессианизм и новое национальное сознание

И все твердят льстецы России:

Ты – третий Рим, ты – третий Рим.