Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики - Владимир Валентинович Фещенко Страница 48

В этом месте Бенвенист прибегает к обильной терминологической неологизации, создавая порой диковинные, но необходимые с его точки зрения термины. Так, он рисует две схемы: одна – схема знака в языке, другая – схема иконического знака. Приведем их в более оптимизированном виде по статье [Adam 2012: 50–51]:

Знак в языке соотносится с референтом внешнего мира посредством установленного соотношения означающего и означаемого. В поэтическом языке (и дискурсе) этот знак обретает свойства иконичности и эвокативности и, соответственно, согласуется с первичной эмоцией стихотворения посредством связи инстанций «эвоцирующего» (вызывающего ассоциации) и «эвоцируемого» (вызываемых ассоциаций), а также «иконизирующего» (изображающего по сходству) и «иконизируемого» (изображаемого по сходству). Кроме того, как мы видим, вводится еще одно более загадочное по форме понятие éicasme, образованное, по-видимому (Бенвенист не уточняет сам), от греческого eikon, от которого, в свою очередь, образован европейский корень «икона» (фр. icône). В древнегреческом eikasma – это образный прием, состоящий в уподоблении двух сущностей. Не вполне понятно, что имеет в виду Бенвенист, заменяя принятый термин «икона» (в смысле иконического знака в семиотике), но он явно пытается назвать «поэтический знак» своим термином, отличным от уже общепринятых. «Эйкасма», таким образом, – поэтический аналог знака в языке. В остальных местах рукописи этот термин не используется, оставшись своего рода экспериментом в неологизации.

Резюмируя рассмотренные рукописные записи выдающегося лингвиста ХХ века Э. Бенвениста, этого «новатора лингвистического метода» [Степанов 1974], можно сделать вывод о том, что перед нами черновики не просто статьи, а полноценного трактата о структуре поэтического языка, природе поэтического дискурса и лингвистическом методе изучения поэзии. Ни статья, ни трактат не успели увидеть свет. Думается, что, если бы это произошло, развитие лингвистической поэтики, возможно, пошло бы иными путями. Во всяком случае, как мы попытались показать, теоретические идеи о поэтической коммуникации и конкретные эмпирические находки о языке Ш. Бодлера, сделанные на этих четырех сотнях листов, отчасти предвосхищают некоторые последующие теории поэтического языка, а отчасти ставят задачи, еще не решенные наукой о языке. В частности, это целые области «поэтической фонетики, поэтического синтаксиса, поэтической грамматики, поэтической лексикологии» (319), о которых возвещается в манускрипте, но и имплицитно намеченные задачи описания поэтической прагматики, поэтического семиозиса, поэтических корпусов.

Как нам представляется, главный результат пионерского, но незавершенного проекта Бенвениста – это очертания концепции поэтического дискурса, не имевшей аналогов на момент ее формулировки. Убеждение французского теоретика в необходимости пересмотреть весь лингвистический аппарат применительно к изучению поэтического языка и выработать свои дефиниции в этой области актуально и сегодня. Рукопись о языке Бодлера показывает, что подход к литературному корпусу поэта не является одним из применений лингвистической теории, а должен быть комплексным вопросом к лингвистике о статусе поэтического дискурса и конкретного поэтического произведения, которые, со своей стороны, ставят под вопрос принятые категории лингвистического анализа. Речь идет о критическом подходе к таким понятиям, как коммуникация, референция, высказывание, сообщение, знак и т. п. в их проекции на поэтический дискурс в его специфике и антропоцентрической установке.

Теория дискурса Э. Бенвениста оказалась своего рода научной революцией в лингвистической науке, открыв собой новую, антропоцентрическую, или прагматическую, парадигму в исследованиях языка. Формулировка теории поэтического дискурса совпала по времени и по существу с очередной – акционально-прагматической – фазой лингвоэстетического поворота и в самой художественной практике.

Художественный текст как предмет лингвистики текста

Следующим шагом после выделения Э. Бенвенистом понятий «дискурс» и «высказывание» в отдельный вектор лингвистических исследований стало становление теории «текста». Если общепризнанным первопроходцем этой теории был М. М. Бахтин со стороны литературоведения и философии, то лингвистический интерес к проблеме художественного, литературного и поэтического текста распространился в разных национальных школах начиная с 1970‐х годов. Больше всего в этом направлении работали представители Парижской и Московско-тартуской семиотических школ. Вкратце остановимся на принципах определения и анализа художественного текста в этих школах, делая акценты на лингвистических подходах.

Стоявший у истоков французской семиотики выходец из Литвы А. Греймас известен в основном своей теорией структурной семантики и нарративного синтаксиса. Менее освещена его роль в становлении семиологии литературы. Основным результатом работы его коллектива в этом направлении стал сборник «Опыты о поэтической семиотике» [Greimas 1972]. Как и Бенвенист несколькими годами ранее (не исключен факт прямого влияния), авторы коллективной монографии стремятся описать «поэтический дискурс» в его лингвистической специфике, используя разные лингвистические методы (отличные, заметим, от бенвенистовских).

Во вступительной статье составитель сборника Греймас постулирует основные принципы «поэтической семиотики». Во-первых, объектом ее является «поэтический факт», который нужно сначала обнаружить в литературном тексте. Дискурс поэтический не коэкстенсивен понятию «литература». Во-вторых, он отличен и от языка, который служит ему материалом. Поэтический дискурс должен изучаться в общей типологии дискурсов. Отличительной чертой его является специфическая корреляция плана выражения и плана содержания. Соответственно, семиотика такого дискурса имеет две основные задачи: создать типологию этих корреляций и описать типологию «поэтических объектов», исходя из особенностей этой корреляции на тех или иных лингвистических уровнях.

Французская теория литературного дискурса с самого начала строится на понятии «отклонения» (écart) от нормы. Соответственно, поэтический текст Греймас призывает изучать как отклонение от правил «нормативного текста». Применение теории структурной семантики к поэтическому дискурсу осуществляется авторами сборника в следующих аспектах: рассмотрение поэтического знака как знака комплексного на просодическом и синтаксическом уровнях (Ж.‐К. Коке); структурация и деструкция знака в поэтическом тексте (М. Арриве); изоморфизм между планами выражения и содержания (Ф. Растье); глубинная грамматика поэтического текста (Т. Ван Дейк); способы сигнификации в сложных поэтических текстах (Ю. Кристева). Характерно, что большинство анализов в этом сборнике проведены на материале экспериментальных текстов модернизма (от С. Малларме до А. Мишо).

Кристева, посвятившая этой литературе отдельную книгу [Kristeva 1984], уже упоминавшуюся нами в главе I, предлагает радикально пересмотреть семиотическую теорию в ее применении к сложным литературным текстам. Новый метод предлагается называть «семанализом». На деле этот