В. Анишкин - Быт и нравы царской России Страница 33

Презрение к русским обычаям и законам нравственности

Народ очень скоро разочаровался в новом царе. «Первым врагом Лжедмитрия был он сам, — пишет Н.М. Карамзин, — легкомысленный от природы, грубый от худого воспитания, — надменный, безрассудный и неосторожный от счастия». Лжедмитрий смеялся над суевериями набожных россиян и, к их недовольству, не крестился перед иконами, не разрешал благословлять и окроплять святой водой царские трапезы, садился за обед не с молитвой, а с музыкой. Лжедмитрий легкомысленно следовал иноземным обычаям, чуждым русскому человеку, и презирал русские обычаи. Он во всем старался быть похожим на поляка: одеждой, прической, даже походкой. Он, как пишет историк, «ел телятину, которая считалась у нас заповедным, грешным яством; не мог терпеть бани и никогда не ложился спать после обеда (как издревле делали все россияне от венценосца до мещанина), но любил в сие время гулять: украдкою выходил из дворца,… бегал из места в место, к художникам, золоторям, аптекарям; а царедворцы, не зная, где царь, везде искали его с беспокойством и спрашивали о нем на улицах: чему дивились москвитяне, дотоле видав государей только в пышности, окруженных на каждом шагу толпою знатных сановников. Все в новом царе казалось странным: он любил ездить верхом на диких бешеных жеребцах и собственною рукою, в присутствии двора и народа, бить медведей; сам испытывал новые пушки и стрелял из них в цель с редкою меткостию: сам учил воинов, строил, брал приступом земляные крепости, кидался в свалку и терпел, что иногда толкали его небрежно, сшибали с ног, давили — т. е. хвалился искусством всадника, зверолова, пушкаря, бойца, забывая достоинство монарха».

Желая унизить монашеский сан, он нелестно отзывался об иноках, занимал деньги в богатых монастырях, но долги не возвращал. Более того, Лжедмитрий выгнал многих священников из их домов, чтобы разместить там своих телохранителей, которые жили до этого в Немецкой слободе. Естественно, что церковные служители стали тайно внушать прихожанам, что новый царь — самозванец, еретик и враг не только церкви, но и России.

Лжедмитрий пировал с боярами на их свадьбах, разрешив им свободно выбирать себе невест и жениться, чего не было при Годунове.

Въезд в Москву Марины Мнишек[162]

Для того чтобы Марина приехала в Москву, Лжедмитрий не жалел российской казны. Он обязался выполнить все требования Сигизмунда, прислал 5000 червонцев невесте в дар, а также еще 5000 рублей и 13 000 талеров на ее приезд в Россию.

Сигизмунд благословил Марину и позволил ей с отцом, сендомирским воеводой, отправиться в Москву. Сендомирского воеводу и Марину сопровождало не менее 2000 родственников, приятелей и слуг. Столько же было и лошадей. На границе невесту встречали московские послы. Ей предоставили роскошные сани, украшенные серебряным орлом, которые везли двенадцать белых коней. Кучера были одеты в парчу и черные лисьи шапки, впереди ехало двенадцать знатных всадников и сообщали, если впереди были какие-то препятствия. Несмотря на весеннюю распутицу, дороги были отремонтированы, построены новые мосты и дома для ночлега. Во всех селах Марину и сопровождавших ее поляков встречали радушно и старались угодить им, но поляки вели себя нагло, высокомерно и грубили русским.

При въезде в Спасские ворота польские музыканты играли свою национальную музыку.

Блеск и роскошь двора Лжедмитрия

Расточительность Лжедмитрия не имела границ. Только за три месяца он потратил более семи миллионов на свое роскошное содержание, покупая и заказывая дорогие вещи, а жалование иноземных музыкантов было таким, которого не имели и высшие государственные сановники.

Описывая блеск московского двора при Лжедмитрий, иноземцы с удивлением говорят о его престоле, отлитом из чистого золота и украшенном алмазными и жемчужными кистями. Трон стоял на подставках в виде двух серебряных львов и закрывался четырьмя богатыми щитами, над которыми висели золотой шар и золотой орел.

Ежи Мнишек, отец Марины, будущий зять Лжедмитрия, был поражен, когда увидел его на троне. Самозванца окружали бояре и духовенство: патриарх сидел по правую руку, вельможи по левую. Мнишек обедал в новом дворце Лжедмитрия, который удивлял поляков вкусом и богатством украшений. Лжедмитрий сидел за отдельным серебряным столом, а в знак уважения подавал Мнишеку, его сыну и князю Вишневецкому еду на золотых тарелках. Во время обеда привели двадцать лопарей[163], приехавших в Москву с данью. Иноземцам рассказывали, что эти странные дикари живут на конце света, вблизи от Индии и Ледовитого океана и что у них нет ни горячей пищи, ни домов, ни законов, ни религии. Таким образом Лжедмитрий хотел показать, насколько велика Россия и как много племен живет ней. Во время танцев Лжедмитрий переодевался, появляясь то в русской щегольской одежде, то в венгерской гусарской. Почти неделю Мнишека угощали бесконечными обедами, ужинами, развлекали охотой, на которой Лжедмитрий показывал свою ловкость и смелость: отрубал медведю голову или бил рогатиной и всячески веселился.

Самозванец ездил даже в церковь верхом, но у него было множество колесниц и саней, окованных серебром, обитых бархатом и соболями. На его статных азиатских конях седла и уздечки были украшены золотом, изумрудами и яхонтами. Конюхи одевались как вельможи.

Перед своим жилищем Лжедмитрий поставил огромное изваяние Цербера[164], отлитое из меди. Челюсти чудовища с лязгом раскрывались, когда к нему прикасались. В летописи по этому случаю сказано, что «Лжедмитрий предвестил себе жилище в вечности: ад и тьму кромешную».

В дни, когда Лжедмитрий оставил все дела и занимался только невестой, во дворце шли нескончаемые пиры. Жених дарил невесте и ее родным дорогие подарки. Знатные поляки ничего не жалели для внешнего лоска, они заводили богатые кареты, хороших коней, наряжали слуг в бархат и хотели также жить в Москве.

Народ осуждал такую расточительность, считая, что роскошь является результатом расхищения казны. Это озлобляло народ, тем более, что деньги тратились на увеселение и обогащение иноземцев.

Обручение и брак Лжедмитрия с Мариной

Ночью, 7 мая 1604 г., Марина при свете 200 факелов, в колеснице, окруженной телохранителями и детьми боярскими, переехала из монастыря во дворец, где утром обручилась по нашему русскому обычаю, но вопреки этому обычаю в тот же день накануне пятницы и православного праздника совершился и брак. Лжедмитрий в очередной раз отмахнулся от русского обычая, как от предрассудка, не считая его важным для себя.

Марина была одета в русское красное бархатное платье, усыпанное алмазами, яхонтами, жемчугом, и в сафьяновых сапогах; на ее голове сиял венец. В русском платье, которое также было украшено алмазами и драгоценными камнями, красовался и самозванец.

При большом стечении народа в Грановитой палате началось царское венчание невесты. Жених сидел в середине храма на золотом троне, невеста на серебряном. Патриарх надел на Марию цепь Мономаха, помазал и причастил.

Таким образом, Мария, еще не став женой царя, была венчана царицей, и духовенство и бояре целовали ей руку. Наконец, в присутствии только самых знатных царедворцев, благовещенский протопоп обвенчал Лжедмитрия с Мариной Мнишек.

Поляки удивлялись несметному богатству, видя горы золота и серебра. Лжедмитрий, пируя с иноземцами, сидел к ним лицом, а к русским спиной.

Много пили поляки, хвалили царское вино, но ругали русские яства, которые им пришлись не по вкусу.

Через день царица угощала в своих комнатах только поляков, кормила их польскими блюдами, так что паны были довольны. Веселились и пели до утра. Еще через день Марина угощала русских, теперь она была одета в русскую одежду, соблюдала наши обычаи, казалась приветливой, но русские уже не верили в ее искренность.

В Москве не умолкала музыка, стреляли из пушек и целую неделю днем и ночью ходили по Москве пьяные поляки.

Поведение иностранцев в России

Еще до приезда Марины Мнишек в Москву Лжедмитрий писал в Краков воеводе Мнишеку, что Марина, как российская царица, должна, по крайней мере, для вида, чтить православную веру и следовать русским обрядам; а также соблюдать московские обычаи и не убирать волосы. На это папский легат Рангони с раздражением ответил, что самодержавный государь не обязан угождать бессмысленному народному суеверию.

Марина никуда не выходила, зато ежедневно принимала Лжедмитрия, оставалась с ним наедине, и они проводили время с музыкой и танцами. В монастырь самозванец приводил даже скоморохов, о чем Москва говорила с омерзением.