Все тайны мира Толкина. Симфония Илуватара - Александра Леонидовна Баркова Страница 17

В «Младшей Эдде» подробно излагается миф о том, как асы пытались связать Волка, пока тот был еще мал. Сделав одну за другой две цепи, они предложили Фенриру показать свою силу, разорвав их. Что Волк и сделал. Тогда асы обратились к карликам за помощью, и те сделали магическую ленту. Когда асы предложили Фенриру порвать ее, Волк почуял хитрость и потребовал, чтобы один из богов положил свою руку ему в пасть как залог того, что асы не желают ему, Фенриру, вреда. Бог войны Тюр сделал это. Фенрир не смог разорвать ленту и откусил Тюру руку.

Параллель к образу однорукого Берена очевидна. Толкин как всегда берет мифологический мотив и ставит его в совершенно другую сюжетную коллизию. Но масштабность образов Кархарота и Фенрира дает основания говорить о цитате. Интересно, что ранее мы видели, как у Толкина скандинавские цитатные образы приобретают больший размах, чем в первоисточнике, здесь же вселенское чудище превращается хоть и в ужаснейшего из волков Средиземья, но не настолько грандиозного, чтобы уничтожать богов.

Но не менее значимо и сопоставление тех, кто теряет руку в зубах Волка – Берена и Тюра. Пусть о первом мы знаем очень много, а о втором – очень мало (с Тюром не связано никаких мифов, кроме приведенного), сам мотив однорукого крайне важен. Как блистательно показал Ж. Дюмезиль49, если в мифологическом тексте тот или иной признак маркирован анормальностью (в частности, число глаз или рук не равно двум), то это означает сверхпроявление этого признака. Скандинавский бог войны Тюр – воплощение сверхсилы, и именно поэтому у него – одна рука. Образ однорукого Тюра несомненно старше этиологического сказания о том, как именно он лишился правой руки, история связывания Фенрира – не больше чем позднейшее объяснение.

Верен среди героев «Сильмариллиона» занимает, пожалуй, центральное место. Его подвиг – добывание Сильмарила – значителен сам по себе, но надо помнить, что Сильмарил затем станет звездой Гиль-Эстель, на челе у Эарендила Благословенного. Выше мы писали о том, что для Толкина «разворачивание» мира Средиземья началось именно с образа звезды – Эарендила. Если же мы посмотрим на историю мира изнутри, то именно потомки Берена и Лучиэни – короли Второй и Третьей Эпохи, то есть история любви этого человека и эльфийской принцессы буквально определяет судьбу мира.

Конечно, авторского литературного персонажа неуместно сравнивать с богом, которому веками поклонялись северные народы, но если мы посмотрим на Берена и Тюра в рамках семиотической системы каждого, то Верен, пожалуй, окажется значимее.

Но в «Сильмариллионе» есть и другой однорукий.

Это Маэдрос, старший из сыновей Феанора. Обстоятельства, при которых он потерял правую руку, совершенно иные (спасение из темницы Врага), так что единственный миф о Тюре не имеет к нему никакого отношения. И все же мы полагаем, что анализ образа Маэдроса в контексте представлений об одноруком Тюре не только возможен, но и обязателен для лучшего понимания мира Толкина.

Сыновья Феанора, связанные Клятвой, не только сражаются против Врага, но и, стремясь добыть Сильмарил, принесенный Береном в Белерианд, дважды нападают на эльфийские города, где в то время находится Алмаз, а затем, во время Войны Гнева, когда два других Сильмарила вырваны у Врага, – на эльфийский лагерь. И хотя характер Маэдроса обрисован Толкином как гуманный по сравнению с его отцом и некоторыми братьями, ответственность за все три Братоубийства лежит на нем как на старшем из братьев50. То есть образ Маэдроса мы можем рассматривать как персонификацию ярости сыновей Феанора – единственных среди всех героев Средиземья, кто обращал мечи против своих, поскольку верность Клятве для них – главная ценность.

И здесь мы сталкиваемся с глобальным расхождением средневекового и современного менталитета.

Прогресс цивилизации заключается в том, что человек учится врать. Дикарь, то есть представитель традиционной культуры, врать не способен51, и если слово необходимо сдержать ценою жизни (своей или чужой) – он так и поступит. Для современного менталитета это настолько чуждо, что существует поговорка «держаться на честном слове», то есть практически ни на чем, рухнуть в любой момент.

Точно так же для традиционного общества родовые ценности – определяющи. Хорошо известен сюжет из «Эдды», где героиня Гудрун, чтобы отомстить мужу за убийство своих братьев, убивает детей, рожденных ею от него: брат – более близкий родич, чем сын и тем более супруг. Отец, разумеется, еще более близкий.

Поэтому Маэдрос, проливающий кровь эльфов во исполнение Клятвы, данной им вслед за отцом, поступает по законам родового (и в частности, скандинавского) общества абсолютно правильно. В восьмом веке это был бы положительный герой.

Но Толкин – человек XX века, носитель иного менталитета. Как ученый, глубоко знающий обе «Эдды» и другие памятники скандинавской культуры, он прекрасно понимает логику поступков Маэдроса и его братьев и с историко-этнографической точностью воспроизводит ее в своих текстах. Но как современный человек и христианин он не может этого одобрять. В этом, вероятно, причина того, что образы Феанора и его сыновей прописаны им достаточно скупо.

Но и сдержанность Толкина в описании характеров в «Сильмариллионе» роднит его текст с лучшими из песней «Старшей Эдды». Мы упомянули эддическую Гудрун, задержимся на ее образе еще немного.

Супруга великого героя Сигурда, она проявляет любовь к нему только начиная со сцены его убийства. В «Краткой песни о Сигурде», где Сигурда пронзают мечом на ложе, Гудрун, увидев это, всплескивает руками так сильно, что зазвенели кубки на полке и во дворе загоготали гуси, – лишь этим древний певец рисует ее ужас и отчаянье. Когда она стоит над телом мертвого мужа («Первая песнь о Гудрун»), ее горе столь велико, что у нее нет слез и прочие женщины пытаются заставить ее выплакаться. Этот скупой психологизм передает силу чувств несравнимо сильнее, чем пространные описания.

Посмотрим «Сильмариллион». Феанор приказывает сжечь корабли, на которых они приплыли в Белерианд, Маэдрос пытается его остановить, поскольку большая часть эльфов осталась по ту сторону моря, в холодном краю, не имея возможности вернуться назад, и среди них – Фингон, двоюродный брат и близкий друг Маэдроса. Феанор отвечает отказом. Чувства Маэдроса по этому поводу Толкин передает так: «Тогда Маэдрос отошел и – один – стоял в стороне». Как видим, психологизм вполне в духе «Эдды».

Но мы задержались на сопоставлении образов Маэдроса и Гудрун отнюдь не только потому, что стилистически сходны описание их горя. Дальнейшая судьба обоих – при всем несходстве событий – шокирует верностью долгу и жестокостью.