Ментальная карта и национальный миф - Виталий Владимирович Аверьянов Страница 12

Справедливость в Священном Писании

Существует распространенная точка зрения, что, в отличие от Корана, пронизанного идеей справедливости, эта категория не свойственна Священному Писанию христиан. Однако эта точка зрения основана на недоразумении. Дело в том, что само русское слово «справедливость» – позднего происхождения. Его просто-напросто не было в церковнославянском языке, и соответственно концепт справедливости выражался по-другому. При этом уже в синодальном переводе Библии слово «справедливость» используют, хотя и не так часто, как можно было бы ожидать – в силу консерватизма переводчиков, старавшихся сохранить лексические принципы старых переводов. (Не случайно мы углубляемся здесь в лексические материи, потому что, говоря о справедливости, мы говорим в значительной степени не только про социальную или моральную, но и про семантическую проблему; важно осознавать ее в ее корнях, иначе нам не удастся нащупать и выверить правильные слова и формулы.)

Итак, в церковнославянской Библии понятие справедливости выражено чаще всего словом «правда», либо «правота», «оправдание», «праведные дела». Другой вариант передачи смысла справедливости – слово «судьба». Тогда слово «судьба» значило суд божий, а также вердикт, определение земного суда. Понятия правды, праведности и судьбы, суда буквально пронизывают и Ветхий, и Новый Завет – и в этом смысле невозможно усомниться, что понимание правды и чувство справедливости в Священном Писании христиан было глубоко развито. В русской картине мира эти понятия в значительной степени сформировались на основе Библии. Библейский опыт был воспринят русским народом через воцерковление, через чтение Священного Писания и через его слушание в храме, и косвенным образом – через общение со священниками, начетчиками и т. д.

Необходимо в этой связи отметить, что правде в христианском каноне приданы высшие в иерархическом смысле признаки: одно из метафорических имен Господа Бога – «Солнце Правды». Обостренное восприятие справедливости – яркая библейская черта, чему можно привести множество примеров.

Вся 11 глава Притчей Соломона посвящена этой теме. Есть многочисленные мотивы справедливости в Псалтири и писаниях ветхозаветных пророков. Большой интерес представляет парадоксальное высказывание о правде и истине в Псалтири (84, 11–12), к которому мы обратимся ниже. В Новом Завете мы постоянно слышим слова о справедливости и несправедливости, выраженные в терминах «правды» и «неправды»: «Отойдите от меня, все делатели неправды» (Лк 13, 27), или: «Блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф 5, 6), или: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф 5, 10), или: «Ищите же прежде Царствие Божие и правды Его» (Мф 6, 33), а также: «…Но если и страдаете за правду, то вы блаженны» (1 Пет 3, 14). Можно обратить внимание и на такие слова Христа: «Аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие небесное» (Мф 5, 20). Иными словами, подразумевается, что у книжников и фарисеев – своя правда, но этой правды недостаточно, чтобы соответствовать высшей правде Царствия небесного.

Чрезвычайно остро и образно тема правды раскрывается в апокрифической Третьей книге Ездры, в которой акцентируется эсхатологичность этой категории. Там неоднократно указывается, что придут обетованные времена, когда неправда будет удалена с земли, а воцарится правда. Однако этому торжеству божественного замысла о мире будет предшествовать страшное время, которое описывается следующим образом:

«Путь истины сокроется, и вселенная оскудеет верою, и умножится неправда, которую теперь ты видишь и о которой издавна слышал. (…) После третьей трубы внезапно воссияет среди ночи солнце и луна трижды в день; и с дерева будет капать кровь, камень даст голос свой, и народы поколеблются. (…) Море Содомское извергнет рыб, будет издавать ночью голос, неведомый для многих; однако же все услышат голос его. Будет смятение во многих местах, часто будет посылаем с неба огонь; дикие звери переменят места свои, и нечистые женщины будут рождать чудовищ. Сладкие воды сделаются солеными, и все друзья ополчатся друг против друга; тогда сокроется ум, и разум удалится в свое хранилище. Многие будут искать его, но не найдут, и умножится на земле неправда и невоздержание. Одна область будет спрашивать другую соседнюю: «не проходила ли по тебе правда, делающая праведным?» И та скажет: «нет». Люди в то время будут надеяться, и не достигнут желаемого, будут трудиться, и не управятся пути их» (3 Ездры, 5, 1-12). Таким образом, в конце истории ощущение присутствия правды в жизни полностью улетучится, наступит царство тотальной «неправды и невоздержания».

Справедливость как аспект правды

Справедливость – это мерка, с помощью которой люди стремятся измерить правду и ложь жизни. А правда – это тот идеал, за который люди идут на скорби и смерть. В то же время природа языка такова, что любое слово можно употреблять метафорически. К примеру, употребляя словосочетание «высшая справедливость», мы тем самым строим метафору «высшей правды» – и разница в восприятии двух этих выражений может в итоге вообще отсутствовать.

Тем не менее в лингвистическом плане «справедливость» выступает как конкретный аспект многозначного понятия «правда». В русской языковой картине мира правда мыслится не столько как полюс смыслового космоса, сколько как его ось. Ухватывается она не отдельной силой человека (умом, волей или чувством), а всем существом, целиком и через целое.

Можно выделить как минимум девять основных смысловых кустов понятия правды и внутри них пять «центральных точек» семантики, а именно: 1) истина; 2) справедливость; 3) достоверность; 4) честность (добросовестность); 5) праведность.

У разных наших мыслителей и идеологов были совершенно разные трактовки соотношения этих аспектов правды, вплоть до диаметрально противоположных[12]. Но так или иначе, погружаясь внутрь этой проблематики, мы увидим, что соединяются эти пять аспектов вокруг праведности, то есть способности жить по правде: по-божески и по совести. Это и есть высший аспект правды. Поэтому, когда мы говорим о справедливости как справедливости социальной, мы должны понимать, что в этом огромном смысловом комплексе правды она окажется жизнеспособной именно в ее соединении, сочетании с высшим идеалом.

Если подробно разбирать девять смысловых ядер «правды», о которых идет речь, то мы увидим в них некую языковую «семью» понятий, тесно связанных между собой, в чем-то перетекающих друг в друга.

1. Так, истина как первостепенный аспект правды этимологически восходит к понятию самотождественности: ист, este – тот же самый, суть. Истина означает констатацию того, что есть в действительности, некоторого «объективного» факта. Высшая истина – это констатация закономерности, законов природы, каких-то непреложно повторяющихся соответствий, незыблемого порядка бытия. В то же время, говоря о высшей истине, мы подразумеваем и наличие ясного осознания того, что есть, и того, чего нет, – истину можно познать, обретая тем самым видение вещей как они есть, без искажений