Император Адриан. Эллинофил на троне Рима - Игорь Олегович Князький Страница 77

как раз и было восстание иудеев, были прекрасно памятны Адриану. Не могло быть у него каких-либо иллюзий по поводу возможности повторения подобных событий. Таковая была слишком очевидна, но и совершенно нежелательна. Адриан лучше, чем кто-либо знал, как много усилий для подавления восстаний иудеев тогда понадобилось, сколько средств было затрачено[731]. Отсюда оправданным можно считать предположение, что император допускал возможность некоторых уступок иудейским первосвященникам в плане восстановления религиозно-культурной автономии иудеев[732]. Сохранились даже, правда, в достаточно смутной и маловнятной форме, некоторые сведения о надеждах иудейских первосвященников на возможное восстановление храма Соломона, разрушенного Титом в 70 году[733]. В Иудее сохранялось немало сторонников мирного сосуществования иудаизма и римской власти. Поэтому в правление Адриана в Рим не раз отправлялись иудейские посольства. Находясь в столице, тогдашний духовный лидер иудаизма Иехошуа бен Ханания встречался с самим императором и даже участвовал в религиозной дискуссии с ним. Изложение её содержится в Вавилонском Талмуде.

Участие Адриана в такой дискуссии неудивительно. По словам выдающегося христианского мыслителя Тертуллиана, этот римский цезарь был «omnium curiositatum explotator» («всех интересных вещей исследователь»). Потому Адриан доброжелательно беседовал с Иехошуа бен Хананией и вполне дружелюбно расспрашивал его об иудейских обычаях и традициях[734].

В то же время наивно было бы полагать, что проявленная Адрианом любознательность радикально изменила его отношение к иудаизму в целом и к ряду его традиций в частности. И это самым ярким образом проявилось во время пребывания Адриана в Иудее в 130 году.

Разумеется, он не мог не посетить Иерусалим. Город после завершения Первой Иудейской войны так и не восстановился. Слишком ужасен для него был конец боевых действий. Вот свидетельство Иосифа Флавия: «Войско не имело уже кого убивать и кого грабить. Ожесточение не находило уже предмета мести, так как всё было истреблено беспощадно. Тогда Тит приказал весь город и храм сравнять с землёй; только башни, возвышавшиеся над другими, Фазаель, Гиппик, Мариамма и западная часть обводной стены должны были остаться: последняя – для образования лагеря оставленному гарнизону, а первые три – чтобы служить свидетельством для потомства, как величествен и сильно укреплён был город, который пал перед мужеством римлян. Остальные стены города разрушители так сравняли с поверхностью земли, что посетитель едва ли мог признать, что эти места некогда были обитаемы. Таков был конец этого великолепного всемирно известного города, постигший его вследствие безумия мятежников.

В качестве гарнизона Тит назначил Х легион и несколько отрядов конницы и пехоты»[735].

Потому-то и не узрел Адриан со своей свитой на столь знаменитом месте ничего примечательного. Помимо крепостей – лагерь Х легиона – было там лишь одно населённое местечко – vicus, гражданское поселение близ расположения войска, где жили те, кто обычно следовал за военным лагерем[736].

Столь печальное зрелище не могло не побудить Адриана к решительным действиям. Ведь не случайно, а вполне заслуженно называли его в многочисленных облагодетельствованных полезными постройками провинциях «restitutor» – восстановитель, обновитель. Адриан заслуженно мог титуловаться как «restitutor orbis terrarium» («обновитель земного круга»)[737]. Как же было ему не распорядиться немедленно о восстановлении этого великого и так образцово разрушенного города? Какой именно город надо построить на месте уничтоженного доблестным Флавием Иерусалима, Адриану было совершенно очевидно: это должен был быть римский город. Да и было бы более чем странно, если бы римский император повелел вернуть к жизни город иудейский, да ещё и с главным храмом иудаизма. Как человек, глубоко римского практического ума в делах военных и государственных, Адриан вознамерился построить на месте Иерусалима римскую колонию и заселить её для начала отслужившими свой срок легионерами. Метода, хорошо и многократно опробованная в самых разных провинциях Империи.

Дабы ничто не напоминало о прежнем священном для иудеев городе, и название ему было дано иное – Элия Капитолина. А Храмовую гору, где ранее возвышался храм Соломона, жестоко пострадавший некогда и от ассирийцев, и от вавилонян, великолепно отстроенный Иродом Великим и, наконец, снесённый Титом Флавием, должен был увенчать истинно римский храм – Юпитера Капитолийского. Вот и объяснение нового названия: Элия – в честь родового имени Адриана, Капитолина – в честь Юпитера Капитолийского.

Создавая новый город на месте древнего, Адриан очень своеобразно обеспокоился недопуском в него представителей народа, Иерусалим своим священным местом почитающего. По свидетельству Евсевия Памфила, «перед воротами, теми, через которые мы ходим в Вифлеем, он (Адриан – И.К.) поставил идола в виде мраморной свиньи, что символизировало подчинение иудеев римской власти»[738]. Далее Евсевий пояснял двойную суть этого намеренного оскорбления иудеям, нанесённого Адрианом: свинья – нечистое животное, коего иудеям должно избегать; иудаизм запрещал как рисованные, так и скульптурные изображения, кои могли быть использованы как идолы для поклонения язычников. Понятно, что теперь ни один правоверный иудей не решился бы войти в город, ворота которого приветствовали входящего в них такой вот скульптурой-идолом!

Известно, что Адриан обладал очень развитым чувством юмора, но шутка со скульптурой свиньи над воротами священного города иудеев была не только крайне злой, но и столь же недальновидной. Она неизбежно должна была вызвать самую жёсткую реакцию оскорблённого в своих чувствах народа. Можно уверенно сказать, что в Иудее Адриан провалил свою провинциальную внутреннюю политику. Он по сути принудил евреев взяться за оружие[739].

В Элии Капитолине Адриан ухитрился задеть чувства ещё и христиан. Близ храма Юпитера Капитолийского по императорскому повелению вырос храм Венеры и Ромы. Очевидно, уменьшенная копия римского храма этих покровительниц Рима, по проекту самого Адриана, как мы помним, близ Колизея сооружённого. Только вот в Иерусалиме сей сугубо языческий храм оказался рядом с Голгофой. В этом уже христиане усмотрели обиду, нанесённую своей вере[740]. Здесь, правда, едва ли Адриан мыслил уязвить поклонников Христа. К ним он, как известно, был вполне благодушен. Просто болезненность восприятия христианами языческого храма близ места распятия Христа не приходила ему в голову. Возможно, он и не знал о казни на Голгофе.

Колония Элия Капитолина на месте Иерусалима, свинья над её воротами, храм Юпитера на Храмовой горе – это было ещё не всё, чем Адриан постарался задеть религиозные чувства иудеев во время своего не очень-то и долгого пребывания в этой провинции. Традиционный для иудеев обряд обрезания он воспринял как исключительно злонамеренное членовредительство. Потому категорически запретил калечить половые органы (vetabuntur mutilare genitalia). Но для иудеев-то обряд этот – завет Божий, от какового никак они не могли отказаться. Для них остаться необрезанными – перестать