Наследники или ренегаты. Государство и право «оттепели» 1953-1964 - Павел Владимирович Крашенинников Страница 7

Хрущев начал кампанию тотальной атаки на государственный аппарат, являвшийся вотчиной Маленкова. Им был возобновлен еще сталинский курс на борьбу со всевозможными проявлениями бюрократизма в работе правительственных и советских органов. Эта политика оформлялась постановлениями ЦК КПСС «О серьезных недостатках в работе государственного аппарата» (январь 1954 г.) и «О существенных недостатках в структуре министерств и ведомств и мерах по улучшению работы государственного аппарата» (октябрь 1954 г.)[36].

Деятельность Маленкова была представлена как олицетворение бюрократического стиля работы, оторванного от живого взаимодействия с людьми, для которого характерно затягивание решений по важнейшим вопросам и обильное бумаготворчество. Л. М. Каганович говорил: «Если мы возьмем и подсчитаем сумму бумаг, которые выпускаются за подписью тов. Маленкова, то вы увидите, что несколько Маленковых не прочтут то, что подписано в один день. Для того чтобы прочесть одни заголовки, нужно посадить двух человек. Значит, бумаги сплошь и рядом подписываются не читая, по перечню»[37].

При этом партаппарат, не отягощенный обязанностью непосредственного контакта с населением, оставался в стороне от этой критики. Граждане писали жалобы именно в партийные органы, поскольку пропаганда подчеркивала роль КПСС как руководящей, скрепляющей основные конструкции власти силы, которая поможет нуждающемуся, утешит обиженного и строго покарает виновного.

Перейдя в наступление, Хрущев со товарищи начал «шить политику» Маленкову. Его идея о развитии легкой промышленности и о производстве товаров народного потребления была охарактеризована как экономически необоснованная, рассчитанная на снискание дешевой политической популярности. Кроме того, эти идеи противоречили советской доктрине внешней политики и интересам ВПК, пожиравшим практически всю экономику страны, а также экономическим воззрениям Сталина.

Хуже того, в речи на собрании избирателей 12 марта 1954 г. Георгий Максимилианович выдвинул тезис о возможности гибели мировой цивилизации в случае развязывания третьей мировой войны с использованием ядерного оружия. К схожему выводу тогда же пришли два всемирно известных ученых – физик Альберт Эйнштейн и философ Бертран Рассел. А Маленкову в Президиуме ЦК КПСС устроили за это настоящую выволочку. Особенно лютовал министр иностранных дел Молотов. Было объявлено, что подобные утверждения способны породить настроения безысходности и ненужности усилий народов, протестующих против планов империалистических агрессоров[38]. Таким образом, нарождавшийся принцип мирного сосуществования двух систем вследствие гарантированного взаимного уничтожения был сталинистами отвергнут.

И уж, конечно, припомнили ему связь со вторым членом его тандема – ужасным и кровавым Берией. Маленков был обвинен в политической близорукости, в результате которой он попал под влияние Берии и превратился в безвольное орудие в руках злейшего врага партии и народа. Интересно, понимал ли Маленков, когда, что называется, сливал своего подельника по тандему в 1953 г., что тем самым он выбивает кресло власти из-под себя?

Финальной точкой, окончательно погубившей авторитет Маленкова, стал состоявшийся в декабре 1954 г. суд над бывшими руководителями Министерства государственной безопасности, обвиненными в фабрикации Ленинградского дела. Он был сильно скомпрометирован как один из организаторов Ленинградского дела и расправы над «ленинградцами»[39].

В итоге 31 января 1955 г. Пленум ЦК КПСС принял решение об освобождении Маленкова от обязанностей Председателя Совмина[40]. Покаявшийся и обещавший «исправить ошибки», он был оставлен членом Президиума ЦК и назначен заместителем Председателя Совета Министров СССР, министром электростанций СССР. 8 февраля 1955 г. Верховный Совет СССР назначил второго члена хрущевского тандема Н. А. Булганина новым руководителем правительства. Во главе освобожденного им Министерства обороны стал Г. К. Жуков.

Георгий Максимилианович после июньского Пленума ЦК КПСС 1957 г. (о котором мы расскажем в § 4 настоящей главы) был выведен из состава ЦК и в июле 1957 г. отправлен работать директором гидроэлектростанции в Усть-Каменогорск, а затем в августе 1958 г. – директором тепловой электростанции в Экибастуз. В ноябре 1961 г. по требованию Хрущева был исключен из членов КПСС. При Брежневе в 1968 г. вернулся в Москву. Умер 14 января 1988 г., похоронен на Кунцевском кладбище в Москве. Несмотря на неоднократные обращения, в партии восстановлен не был.

§ 4. XX съезд КПСС

Сама по себе смерть Сталина, а также неудачные, но все-таки попытки изменить некоторые базовые постулаты режима имели необратимые последствия. Казавшаяся незыблемой конструкция сталинизма стала шататься.

В 1953–1954 гг. были пересмотрены основные политические дела, связанные с послевоенными репрессиями. В связи с амнистией и частичной реабилитацией после истечения срока заключения на волю стали постепенно выходить и политические заключенные. Пусть их количество было пока невелико, но сам факт их освобождения заставлял задумываться об отношении режима к своим гражданам.

А отношение это было брезгливое – как к бездушному расходному материалу. Касалось это не только невинно репрессированных, но и крестьян во время сплошной коллективизации, солдат во время кровавой войны и вообще отношения начальства к своим подчиненным.

Вытекало это прискорбное обстоятельство из концептуальных основ марксизма-ленинизма, согласно которому течение истории обусловлено некими объективными закономерностями, и потому победа коммунизма неизбежна. При этом люди понимаются не как личности, а как функции, исполняемые в соответствии с повелениями других функций, стоящих выше по иерархической лестнице, – в общем, навязший в зубах образ мелких винтиков в мегамашине. Они могут быть самыми разнообразными, в том числе и в виде «врагов народа», «лагерной пыли», шпионов, диверсантов и т. д.

Вряд ли кто в то время мыслил такими категориями и вообще оперировал понятием «тоталитарный режим», но многие чувствовали несправедливость и обиду. Особенно обидно было представителям элиты (партийным функционерам, управленцам, военачальникам, научной и творческой интеллигенции), которые имели повышенную личную самооценку. Впрочем, и простым людям было обидно за свое полунищенское существование, беспомощность перед бездушной бюрократической машиной, высокомерное отношение со стороны представителей элиты, зримо проявлявшееся в наличии спецраспределителей, персонального транспорта, спецсанаториев и прочих привилегий.

Расчеловечивание и обезличивание всех, начиная с ближайшего окружения правителя и заканчивая зэками и опустившимися, – вот, полагаем, главный признак тоталитаризма, а не культ вождя. Стремление людей вернуть свою личность витало в воздухе, а это грозило крахом тоталитарного режима и вообще завершением коммунистического эксперимента. Советское руководство если не понимало, то чувствовало это и потому страшилось всяческих перемен, противодействовало им.

Вместе с тем ситуация могла выйти из-под контроля. Было понятно, что по мере освобождения политических заключенных они начнут рассказывать, как и за что их посадили, доказывать свою невиновность и, скорее всего, справедливо обвинять в своей трагедии не только Сталина, но и его близких и дальних соратников. Могли возникнуть серьезные вопросы о причастности