Турецкие войны России. Царская армия и балканские народы в XIX столетии - Виктор Валентинович Таки Страница 64

Разумеется, националистические страсти в Румелии в 1877–1878 годах были гораздо сильнее, чем полувеком ранее, в момент первого перехода русской армии через Балканы[828]. Теперь сами русские войска были гораздо более подвержены антимусульманским настроениям. В то время как в 1829 году они не трогали мечетей, теперь было по-другому. Художник-баталист Верещагин сообщал об осквернении мечети Эритрополя солдатами Гурко, занявшими город незадолго перед падением Плевны[829]. Как писал Немирович-Данченко, то же самое относилось к мечетям Систово, Тырново и Плевны. Несмотря на то что военный корреспондент обнаружил православную церковь в Казанлыке также разоренной, он вынужден был признать, что османы в целом гораздо лучше обходились с церквями[830].

Командирам передовых русских отрядов, преследовавших отступавших османов, в целом удавалось поддерживать дисциплину в своих частях, однако по-другому обстояло дело с теми солдатами, которые отстали от своих частей во время завершающего наступления. Так, полковник лейб-гвардии Литовского полка Рожнов, которого оставили в Татар-Базарджике с двумя ротами для содержания под стражей 700 османских военнопленных, сообщал Нагловскому о множестве отставших русских солдат, «занимающихся пьянством, мародерством и бесцельным истреблением покинутых турками значительных продовольственных и фуражных запасов». Картина бессмысленного разрушения, которым занимались такие солдаты, заставила Рожнова взять на себя функции коменданта города и назначить патрули для ареста злоумышленников и отправки их к своим частям[831].

Сан-Стефанский мир и контуры нового политического устройства Балкан

Русско-османские переговоры, начавшиеся вскоре после сражения при Шипке-Шейново, привели к заключению прелиминарного Сан-Стефанского мирного договора, подписанного 19 февраля 1878 года Игнатьевым, бывшим послом в Константинополе, и начальником дипломатической канцелярии главнокомандующего А. И. Нелидовым[832]. Договор радикальным образом изменил политическую карту Балкан, провозглашая независимость Румынии, Сербии и Черногории, а также предусматривая создание де-факто независимого Болгарского княжества, чьи связи с Османской империей ограничивались выплатой символической дани. Приветствуемый русскими панславистами и оказавшийся на время в большом фаворе у Александра II, Игнатьев – главный архитектор Сан-Стефанского договора – предполагал создание Великой Болгарии, которая включала бы Македонию и простиралась бы до Эгейского моря.

Несмотря на то что планируемая Сан-Стефанским мирным договором Болгария может показаться кроликом, извлеченным Игнатьевым из своего панславистского цилиндра, она имела некоторые основания в дипломатических переговорах, предшествовавших войне, и основания эти не были ни исключительно российскими, ни болгарскими. Предлагаемое территориальное разграничение Балкан основывалось на представлении о том, что «этнографическая Болгария» была значительно большей по размеру, чем о том свидетельствовала географическая терминология того времени. Впервые высказанное И. П. Липранди, одним из русских военных авторов, такое представление отражало эволюцию европейской картографии и этнографии Балкан в середине XIX столетия, когда были опубликованы первые этнографические карты данного региона (см. карту 4). Одна из таких карт, составленная австрийским этнографом Феликсом Филиппом Каницем в 1874 году, по свидетельству генерал-майора Н. Р. Овсяного, послужила основой Сан-Стефанского мира[833].

Не решаясь отмахнуться от «этнографического принципа», австрийские и британские представители приняли меры, чтобы применение этого принципа не было слишком на руку России. Так, в начале 1877 года австрийский министр иностранных дел Андраши обусловил нейтралитет Вены в предстоящей войне отказом от создания «большого славянского государства» на Балканах, и этот пункт был включен в секретные русско-австрийские конвенции января и марта 1877 года[834]. Со своей стороны, британский представитель на Константинопольской конференции в декабре 1876 года лорд Солсбери настаивал на разделении этнически болгарских территорий по обе стороны Балканских гор на две области с центрами в Тырново и Софии. Значительное мусульманское и греческое население Тырновской провинции должно было помочь ограничить русское влияние на территориях, прилежащих к Константинополю и Черному морю. План Солсбери оставлял Адрианополь, Родосто и Галлиполи османам, лишал болгар выхода к Эгейскому морю и тем самым передавал болгарские епископства в Македонии в руки греков.

Антироссийский характер этого плана подстегнул Черкасского предложить собственный проект послевоенного устройства Балкан. Еще до первого перехода Гурко через Балканы, в июне 1877 года, Черкасский предлагал провести западную границу Болгарии по реке Быстрице и далее к Салоникскому заливу. Он также предлагал отдать болгарам Эгейское побережье от Салоник до устья Марицы, оставляя грекам лишь Салоникский и Галлипольский полуострова. Такие границы, по мнению Черкасского, весьма близко совпадали «с историческими, этнографическими и религиозными пределами обеих соперничествующих национальностей». Он также полагал необходимым обеспечить экономические условия для самобытного существования Болгарского княжества, «положить заранее предел развитию опасных греческих притязаний и разграничить эти две национальности по возможности так, чтобы они друг другу меньше мешали»[835].

Предполагаемое болгарское княжество должно было включать от 5 до 5,5 миллиона человек. Из них болгар было от 4 до 4,5 миллиона, греков – 100 000, евреев – 50 000, а остаток составляли бы турки, татары и черкесы[836]. Черкасский включал мусульман-помаков в число болгар, утверждая, что «в этом отношении они резко отличаются от сербских мусульман»[837]. То же касалось и татар, которые «всегда жили в мире и согласии с болгарами» и даже «покровительствовали болгарам». Из числа мусульман только турки и черкесы были опасны, однако они составляли «едва ли более полумиллиона»[838]. Князь полагал, что Порта не будет противиться переселению черкесов в Азию, особенно если новое болгарское государство возместит часть связанных с таким переселением расходов[839].

Черкасский продолжил работать над этим проектом в последние месяцы своей жизни (он умер 19 февраля 1878 года, в день заключения прелиминарного Сан-Стефанского мира, который был также годовщиной манифеста об отмене крепостного права, подписанного Александром II в 1861 году). По свидетельству его секретаря полковника Анучина, Черкасский замышлял создание самоуправляющихся сельских, городских и окружных советов, которые состояли бы из выборных «без различия народностей и вероисповеданий» и занимались бы вопросами местного управления, а также раскладкой и сбором налогов[840]. После создания органов местного самоуправления князь предполагал созыв нотаблей всех исповеданий для обсуждения избирательного закона[841].

Хотя Черкасский отдавал должное принципам свободы вероисповедания и самоуправления, он стремился усилить болгарский элемент за счет мусульманского. С этой целью он предлагал оставить за болгарами численное превосходство в административных советах даже тех округов, в которых мусульмане составляли большинство населения. Так, проект создания управительных советов в Филиппопольском санджаке ограничивал принцип избрания в местные окружные и городские советы «без различия народности и вероисповедания» квотой в две трети голосов в пользу наиболее многочисленной в этой местности группы православного населения[842]. Избиратели должны были разделяться по куриям (православной, мусульманской, армянской, католической), выборы предполагались непрямые, а главы