Немцы после войны. Как Западной Германии удалось преодолеть нацизм - Николай Анатольевич Власов Страница 57

Мы не знаем, сколько немцев, разочарованных происходящим в стране, покинуло ФРГ — или не вернулось в нее. Отъезд начался еще в конце 1940-х. В 1948 г. Германию покинул Карл Ясперс. Знаменитый философ, который с риском для собственной жизни оставался в стране в течение всего периода Третьего рейха, подвергался гонениям, но не уезжал в эмиграцию, предпочел теперь переселиться в Швейцарию. В том же году аналогичный выбор сделал писатель Эрнст Вихерт, в конце 1930-х сидевший в концлагере, а затем находившийся под наблюдением гестапо. В первые послевоенные годы он был одним из самых популярных и читаемых немецкоязычных авторов. Светило европейской педиатрии Рудольф Дегвиц, которого нацисты бросили в тюрьму за участие в Сопротивлении, был в 1945 г. назначен британскими оккупационными властями главой медицинского ведомства и ректором Университета Гамбурга. Однако его попытки очистить сферу здравоохранения от бывших нацистов столкнулись со столь ожесточенным сопротивлением коллег, что в 1948 г. он предпочел эмигрировать в США. Университетскому сенату Дегвиц отправил прощальное послание, в котором были, в частности, такие слова:

Бывшие национал-социалисты, носители идей и пропагандисты гитлеровской религии насилия почти в полном составе возвращаются в университеты, утверждая, что они являлись всего лишь попутчиками. Однако задачи университета и масштаб ответственности преподавателей таковы, что и для попутчиков не может быть никаких извинений[136].

Подобного рода опыт нашел свое отражение даже в послевоенном немецком кино. Вышедший в 1949 г. на экраны фильм «Вызов» рассказывал историю еврейского ученого-эмигранта, сделавшего блистательную карьеру в США и после окончания войны получившего приглашение вернуться в Германию. Там он встречает бывшую жену, сына и его друзей и обнаруживает, что нацистское мышление никоим образом не исчезло. Потрясение оказывается настолько сильным, что в финале картины главный герой умирает.

Многие немецкие ученые не стали проделывать подобный эксперимент, несмотря на все усилия властей ФРГ по возвращению эмигрантов на родину. Спасаясь от нацизма, страну после 1933 г. покинуло 134 историка; за два послевоенных десятилетия только 21 вернулся назад — в ФРГ или ГДР. Конечно, многие эмигранты отказались от приглашений по причинам, никак не связанным с политикой: однажды уехав и устроившись на новом месте, большинство уже не склонно вторично переживать крутые перемены и возвращаться назад. Тем не менее происходящие в Федеративной Республике процессы тоже сыграли свою роль.

В 1953 г. в ГДР переехал молодой Вольф Бирман — будущий знаменитый бард, которого называли Высоцким из Восточной Германии. Год спустя из Западного Берлина в Восточный перешел глава Федерального ведомства по защите конституции Отто Йон. Бывший участник Сопротивления (его брата незадолго до конца войны казнили нацисты), он через пару дней после перехода границы выступил по восточногерманскому радио, а затем дал пресс-конференцию, на которой заявил о растущем влиянии в ФРГ бывших национал-социалистов.

Очевидно, что преемственность элит вызвала резкое неприятие и у значительной части немецкой молодежи, выросшей уже после войны. В результате обострился конфликт отцов и детей. Образ Федеративной Республики как «страны затаившихся нацистов» в немалой степени способствовал радикализации молодежного левого движения, достигшей своего пика в конце 1960-х. Западногерманский 1968 г. был в немалой степени восстанием антифашистской молодежи против элит с коричневым прошлым. И далеко не случайно одной из самых знаменитых жертв леворадикальной «Фракции Красной армии» (RAF) стал глава Союза немецких работодателей Ганс Мартин Шлейер — бывший нацистский студенческий активист и унтерштурмфюрер СС.

В конечном счете радикальный студенческий протест не имел разрушительных последствий для государства. Однако ФРГ не пришлось выдержать проверку комплексным кризисом, какой выпал на долю Веймарской республики. Как в таком случае аукнулась бы преемственность элит, оценить сложно. По словам одной современницы, у нее было ощущение, что «мы лишь тепличная демократия, еще не прошедшая ни одного реального испытания»[137].

Итак, многим нацистским преступникам удалось не только уйти от ответственности, но и жить припеваючи в послевоенной ФРГ. Значительная часть западногерманских элит состояла из бывших нацистов, которые и не думали в чем-то раскаиваться или признавать за собой какую-либо вину. Эти тезисы вызывают у любого нормального человека инстинктивное и вполне справедливое негодование. Кроме того, они наглядно демонстрируют всю несостоятельность благостных мифов о немцах, которые сначала раскаялись и проработали свое прошлое, а потом уже построили демократическое государство. В реальности дело обстояло как раз наоборот. Впрочем, броская фраза «ФРГ построена недавними нацистами» тоже содержит в себе слишком грубое упрощение. Реальность была гораздо сложнее.

Безусловно, многие из строивших Федеративную Республику еще недавно с энтузиазмом вскидывали руку в нацистском приветствии, причем немалая их часть об этом совершенно не жалела. Однако само по себе новое западногерманское государство не было их проектом. Ключевую роль здесь играли совершенно другие, по большей части незапятнанные люди. Среди лидеров крупных партий и руководителей ключевых структур мы почти не найдем бывших нацистов. Эти люди, составившие политическую элиту ФРГ, фактически предложили «бывшим» масштабную сделку — участие в новом проекте в обмен на забвение, — и большинство «бывших» на нее согласились. С теми, кто не согласился и пытался играть в старые игры, разговор был совсем другим.

Глава 9. Угроза справа

Читателю может показаться, что западногерманские власти в первые годы существования республики только тем и занимались, что умасливали вчерашних сторонников Гитлера. На самом деле это была только одна сторона медали. Снисходительное отношение к бывшим нацистам сочеталось с жесткой позицией в отношении нацистов действующих, ничего не забывших и ничему не научившихся.

«Слепота на правый глаз» — этим крылатым выражением порой описывали юстицию Веймарской республики, проявлявшую поразительную мягкость по отношению к преступникам из числа националистов и правых радикалов. То же самое говорилось порой и о послевоенной ФРГ. Действительно, 1950-е гг. прошли под знаменем антикоммунизма. Однако отличие от Веймарской республики заключалось в том, что правые радикалы уже не рассматривались государством как патриоты и потенциальные союзники в борьбе против большевизма. Политическая элита ФРГ прекрасно понимала, что одной из главных проблем первой немецкой демократии был нелояльный бюрократический аппарат, открыто тосковавший по старым добрым кайзеровским временам. Второй раз наступать на те же грабли в Бонне не собирались: от чиновников требовали безусловной лояльности к новой системе, а открытое проявление симпатий к нацистскому режиму обычно означало конец политической и государственной карьеры.

С людьми и организациями, явно выступавшими против новых порядков, в ранней ФРГ велась жесткая борьба. За похвалу в адрес Гитлера публичная фигура могла понести вполне реальное наказание. Стремясь интегрировать бывших нацистов в